Атакуя с самого начала Временное правительство – законный орган демократических преобразований, большевики не выдвигали мирной альтернативы революционного развития. Не случайно ленинская директива большевикам, отъезжающим в Россию, была немногословна:
«Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата – единственная гарантия; немедленные выборы в Петроградскую думу; никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград»{16}. Фактически в этой одной длинной фразе – суть революционной линии человека, который пока находился вдали от Петрограда, но был обеспокоен ситуацией. Да, революция свершилась, чему он мысленно и гласно аплодировал. Но власть оказалась у буржуазии. Во главе Советов – умеренные социалисты: меньшевики. Это совсем не устраивало Ленина-максималиста. Он, как показали последние полтора десятилетия, был совершенно не в состоянии найти удовлетворительного для него компромисса с этими людьми. Поэтому – никакого сближения с меньшевиками! Единственный путь – Ленин откровенен и как бы забегает вперед – вооружение пролетариата. Чтобы выйти из затруднительной для большевиков (в Февральской революции они не сыграли заметной роли), которые оказались на вторых ролях великой драмы, ситуации. Он требует перекроить исторический сценарий. В каком направлении, в чем именно?
Весьма прямо и цинично Ленин сказал об этом, выступая 14 (27) марта в цюрихском «Народном доме» с докладом «О задачах РСДРП в русской революции». Готовящийся к отъезду в Россию Ленин с глубоким удовлетворением произнес зловещую фразу, что на его родине «превращение империалистической войны в войну гражданскую началось»{17}. А сама Февральская революция есть лишь первый этап социальных преобразований. «Своеобразие исторической ситуации данного момента, – говорил на собрании Ленин, – как момента перехода от первого этапа революции ко второму, от восстания против царизма к восстанию против буржуазии…»{18}
Это утверждение стало затем аксиомой ленинизма, его азбукой. Один из самых приближенных к Ленину большевиков – Г.Е. Зиновьев в своей теперь малоизвестной работе «Ленинизм» (введение в изучение ленинизма) прямо писал: «В феврале революция была еще буржуазной, а Октябрь был уже началом социалистической революции. Февральская революция была беременна октябрьской; буржуазно-демократическая революция была беременна пролетарской. И случилось даже так, что беременность-то эта продолжалась почти ровно 9 месяцев…»{19} Такие «естественные» аргументы приводил Зиновьев, долгие годы проживший вместе с Лениным в эмиграции.
Февральская революция для Ленина не была самостоятельным феноменом, независимым социально-политическим явлением; это был лишь «этап» того процесса, которому молился лидер большевиков, – социалистической революции, по всей вероятности, мировой. Не случайно окончание своего доклада в цюрихском «Народном доме» Ленин завершил характерными фразами:
– Да здравствует русская революция!
– Да здравствует начавшаяся всемирная рабочая революция!
Какой будет начавшаяся революция – Ленин знал. В своем первом «письме издалека» лидер большевиков писал: «Один кровавый комок — вот что такое общественно-политическая жизнь переживаемого момента»{20}. Временное правительство только пытается распорядиться властью и не без основания считает, что верность союзническим отношениям обернется меньшей кровью для России (так потом и вышло), нежели сознательно способствовать поражению собственной армии, к чему призывали большевики. Ленин уже видел ситуацию в Россию через призму «кровавого комка», хотя такой она станет со временем лишь с помощью большевистской партии.