„Против всевластного, безответственного, подкупного, дикого, невежественного и тунеядствующего русского чиновничества восстановлены весьма многочисленные и самые разнообразные слои русского народа. Но кроме пролетариата ни один из этих слоёв не допустил бы полной демократизации чиновничества, потому что у всех других слоёв (буржуазии, мелкой буржуазии, „интеллигенции“ вообще) есть нити, связывающие его с чиновничеством, потому что все эти слои – родня русскому чиновничеству. Кто не знает, как легко совершается на святой Руси превращение интеллигента-радикала, интеллигента-социалиста в чиновника императорского правительства кнута и нагайки“[214]

Читаешь это, а перед глазами проходит легион бывших перестроечных „интеллигентов-радикалов“ с партбилетами, которые легко превратились из „идеологических бойцов ЦК КПСС“ – кто в официальных чиновников, а кто – в бездуховных неофициальных лакеев ельциноидного правительства России. По своим нравственным корням Аксельрод был как раз из этаких – из „прорабов перестройки“…

Много подобных фигур ещё попадётся на пути Ленина – фигур бывших товарищей. И если Аксельрод чем-то от других отличался, так это – редким зарядом отрицательной антиленинской энергии.

Ленин шёл сквозь ренегатов, как танк через мелколесье, хотя, в отличие от танка, Ленин имел живую душу, и измены его, конечно же, ранили. Но он духовно был очень силён, и шёл вперед всё равно.

В хорошей советской армейской песне есть слова: „Задачи ясны и команды понятны, и виден рубеж огневой…“ Если бы эту песню знал Ленин, то, весьма вероятно, её строчки стали бы у него любимыми. Собственно, уже тогда – в 25 лет, он полностью сформулировал для себя свою основную „теорему революции“, и вопрос был теперь лишь в том, чтобы доказать её для остальных с очевидностью теоремы Пифагора.

Само название первой основанной Лениным осенью 1895 года революционной организации сразу ухватывало суть: „Союз борьбы за освобождение рабочего класса“. Такое название было теоретически верно, а практически перспективно. Если рабочий класс освободится, он освободит и поведёт за собой крестьянство, а это будет означать свободную от эксплуатации Россию.

Цепь задач выстраивалась логично, и теперь надо было „выбрать“ эту „цепь“ – „звено“ за „звеном“ – с заиленного царизмом „дна“ российской истории.

До первого ареста – а он был уже не за горами, Ленин успел сделать как руководитель новой организации не так уж и много, но если посмотреть на то, за какой срок это было сделано, останется лишь снять перед Лениным шляпу!

Но, пожалуй, надо предупредить читателя вот о чём: читая советские курсы истории КПСС, можно впасть в некое заблуждение… Для времени сталинской „Истории ВКП(б)“ опасность этого была невелика, потому что всё ещё было у многих на памяти – если не у детей, так у отцов. Однако ко временам Хрущёва и, тем более, Брежнева для новых поколений уже нужны были пояснения, которые, увы, не делались тогда, а позднее – тем более.

Я имею в виду вот что…

Скажем, в брежневской „Истории КПСС“, издание 5-е 1979 года, сообщалось (стр.34): „В декабре 1894 года в связи с волнениями рабочих Семяниковского завода Ленин при участии рабочего этого завода Бабушкина написал обращение к рабочим… Так под руководством Ленина был совершён поворот от пропаганды в небольших кружках… к агитации в широких массах…“

Звучит весомо: встают перед глазами широкие рабочие массы, жадно внимающие Ленину. Но вот как это выглядело на первых порах – достоверное описание отыскивается в очерке о Зинаиде Невзоровой, одной из четырёх сестёр-большевичек из Нижнего Новгорода, будущей жене Глеба Кржижановского: