Тогда Гурову привиделась жизнь в виде полосатой пижамы. Полоса черная, полоса белая. И Гуров, вместо того чтобы выйти в дверь, выбрался на улицу через окно по водосточной трубе. Ничем, кроме предчувствия, такое поведение полковник объяснить тогда не смог. Но оказался прав. И это сохранило им жизнь важного агента.

Станислав не понимал, почему Гурову удается увидеть что-то необычное там, где остальные не замечают вообще ничего. Он прекрасно знал, что это от бога. Станислав отдавал себе отчет, что обижаться на то, что он сам не наделен такими талантами, было не на кого. Но привыкнуть не мог. Как не мог и не завидовать. По-белому.

– Липченко бы следовало голову оторвать за его разговорчивость. Вот только спасает человека, что он о твоей прогрессирующей душевной болезни не мог догадываться. – Станислав выпустил дым в потолок и вновь посмотрел на Гурова. Тот улыбался. – Лева, ты сам прекрасно видел, сколько в Москве убийств с последующим суицидом. Проверь, и окажется, что среди остальных тоже найдутся сходные черты. Что ты к этим трем прикопался? Я понимаю, что ты человек настырный. Но попробуй найди своей энергии реальное применение. Ты не хуже меня понимаешь, какой глупостью решил заняться.

– Все сказал? – Гуров видел, в каком состоянии находится Станислав, и эта тирада его не удивила. Он улыбнулся и попросил: – Дай-ка мне, Стас, сигарету. Так и не бросишь с вами, занудами, курить.

– Ты бы свои завел, что ли, – пробурчал Крячко. – А то стреляешь все время, словно бомж какой-то!

Конец ознакомительного фрагмента.