– Па-три-от хвастливый… – с оскорбительными интонациями бросил агент. – А как узнать, что это за болячка, вы хотя бы примерно себе представляете?

– Ну-у… наверное, надо взять анализ крови, – Раздражаев почесал в затылке. – Вообще-то, если честно, нет. Но ведь у нас есть доктор! Коллега, вы же сумеете выделить патогенный микроорганизм, если таковой имеется, из крови пострадавших, не так ли?

– Так я… это… – не совсем понимая, чего от него хотят, замялся Паша.

Этот «патогенный микроорганизм» был явным перебором. Слишком сложным даже для произношения. О понимании нечего и говорить. Стройное жутиковское мышление начало давать «понятийные сбои».

– Не будем терять время, – агент взглянул на часы. – Раздражаев, Света, назначаю вас помощниками доктора… как ваша фамилия?

– Жутиков, – пробормотал санитар. – Паш… Павел Петрович.

– Вот, поможете доктору Жутикову. Пока не разберетесь, в порту будет установлен строжайший карантин. Только звездной болезни нам на Планете не хватало. И так восемьдесят процентов трудоспособного населения потеряли, а тут еще космические микробы… И чтобы тишина! Выделяйте, лечите, но никаких интервью и репортажей. Все ясно?

– Но позвольте, господин директор! – возмутился Раздражаев. – Я как председатель исполкома Партии Патриотов Планеты…

– Вы мобилизованы! – отрезал агент-директор. – Тем более что были в контакте с больными, а значит, все равно от карантина никуда не денетесь.

– Но нам потребуется оборудование… – предпринял еще одну слабую попытку патриот.

– Больница космопорта оборудована всем необходимым.

– Но…

– Дискуссия окончена! Я прослежу за вашим поведением лично! Только попробуйте ослушаться!

– Еще бы, – биолог смирился. – Конечно, проследите. Лично. Вы ведь тоже попадаете под карантин…

– Всех нам не разместить, – Раздражаев для вида перевернул пару страниц пухлого фолианта – списков экипажа и пассажиров лайнера. – В больнице сотня коек, а их тут…

– Сто двадцать восемь тысяч, – подсказала Светлана. – Доктор, ваше решение?

– Так… это… – Паша потеребил резиновое тельце висящего на шее фонендоскопа. – Тяжелых в палаты, остальных будем… э-э… наблюдать на месте.

– Согласен, – сказал патриот. – Только кто из них тяжелый, а кто легкий? Вам придется серьезно потрудиться, док, чтобы это определить.

– А… это… коллег больше нету? – Жутиков почувствовал, что краснеет.

– Из Юго-Западного округа выехали двое… педиатров, – сообщил так и оставшийся с карантинной командой полицейский. Он ехидно ухмыльнулся и подмигнул Паше: – Они пригодятся?

– Вы не о том подумали, – холодно оборвала его Светлана. – Это детские врачи.

– А-а, – разочарованно протянул полисмен и шмыгнул носом. – Еще у нас есть двадцать три добровольца. Из числа патриотов, которые проникли на космодром вместе с господином Раздражаевым, и техперсонала.

– А оцепление? – поинтересовался лысый.

– Оцепление будет оцеплять, – вмешался Совковский. – Его не трогать. Справимся сами.

– Придется таскать пострадавших на носилках, – предупредил Раздражаев. – Это тяжело.

– Доктор еще не решил, может быть, они все «легкие» и очнутся без серьезного лечения, – возразил директор. – Жутиков, вы когда начнете осмотр?

– Да, да, сейчас, – Паша торопливо кивнул. – Мне только… сестру надо и… помощника. Вот этого.

Он указал на Раздражаева.

– Они ваши, – Совковский махнул рукой, указывая на Свету и биолога. – Начинайте.

Осматривать было легко. Жутиков отлично знал, что надо проверить пульс, послушать фонендоскопом сердцебиение и заглянуть в глаза, приподняв веки. Каким должен быть пульс в норме, он тоже знал. А вот что там слушают доктора в сердце и на кой черт заглядывают в зрачки, не представлял даже примерно. Не душу же изучают. Вроде как есть еще или уже улетучилась. Изображать врача ему давно расхотелось, но рядом была Света. Он не мог ударить в грязь лицом перед этой девушкой.