Но магистр с каждым разом становился всё более и более напряжённым, и однажды у него сорвало крепежи и он налетел на меня прямо с того момента, как я “уснула” и попала к нему.
— Если ты, дорогая, сегодня не выяснишь того, что нам надо, – прошипел он мне в лицо, — то тебе несдобровать. Не от меня, а от великого седьмого магистра. Ясно?
Я кивнула, понимая, что мой человек без гендера явно очень прижат и дальше, мои бесполезные для него развлечения, терпеть не будет.
Ну, что, Кать, открывайся.
Не успел мой генерал меня начать мять, как я с трудом его остановила:
— Гэлас, мне надо кое-что тебе рассказать, – с трудом проговорила я, потому что вообще мне не хотелось говорить, мне хотелось ураганного секса, а не вот этого вот всего.
Мой генерал остановился, посмотрел на меня с интересом:
— Говори, – и он меня отпустил, а я словила внутреннюю истерику.
Едрить, Катя – истерика во сне!
3. 3 глава
И как ему рассказать? И главное – это же абсурд! Я во сне объясняю мужику из сна… что? Что меня хотят заставить вытащить из него какие-то там секретные сведения? Что я не отсюда?
Как же тупо выглядит, даже во сне это тупо, правда. Вот сплю и понимаю, что ересь какая-то. Кать, блин, может ну его, а?
Я подняла взгляд на генерала и поняла, что не, не прокатит.
— Я не знаю, как объяснить, – промямлила я.
Вообще я не конфликтная, ненавижу когда на меня повышают голос, сразу начинаю рыдать, точнее стараюсь держаться, но по мне прям видно, что готова разрыдаться.
На работе обычно счастлива, что Мария Анатольевна такая неэмоциональная и никогда, никогда вообще не повышает голос, даже если крайне недовольна нашей работой. Потому что был у меня начальник, который орал чуть что, а я рыдала на эти его оры, хотя он просто по-другому не умел. И всем коллегам было наплевать – орёт и орет. А мне нет. Я сидела в туалете и плакала.
Дома – та же фигня. Я стараюсь не обращать внимания на крики детей-подростков, очень стараюсь не принимать близко к сердцу их постоянные эмоциональные всплески.
А что до Серёги, то он знает, что орать на меня бесполезно, что я начинаю рыдать и значит ничего не понятно, кроме того, что я рыдаю. Правда последнее время, вот то, что я видимо депрессивно неизлечима, я уже перестала реагировать на эмоции.
Кстати, надо это сказать моей идеальной женщине психотерапевту.
И сейчас видя, как глаза моего генерала становятся такими же тёмными, как это его классное колечко на радужке, я очень боялась, что он начнёт орать, а я в итоге просто разрыдаюсь и ни слова выдать не смогу. И я же буду рыдать во сне, да? Вот там Серёга подорвётся – господи, засада какая.
— Понимаешь, я перестала спать, а потом пошла к врачу и она прописала мне таблетки и я их приняла и оказалась здесь, – вывалила я на Гэласа всю эту странную для него информацию, точнее я уверена, что он нихрена не понял. — А потом мне сказали, что я должна у тебя что-то узнать, точнее они мне так это сказали, словно я уже в курсе, но я не в курсе, да и вообще не хочу. И я не знаю, как мне проснуться, а главное, как мне заснуть, чтобы точно сюда уже не вернуться. Вот.
Мой генерал смотрел на меня как неведому зверушку. Повёл носом, нахмурился. Ей, богу, я бы не удивилась, если бы он сейчас обернулся волком каким, или что там ещё? Драконы? Не, Гэлас точно волк, не зря же серый такой.
Он вдохнул, выдохнул, рыкнул. Потом развернулся ко мне спиной. Я видела как у него кулаки сжались, и я была уверена, что мне сейчас прилетит… Я даже сжалась, когда он развернулся с силой, крутанулся на месте и сделал ко мне шаг.