Чаще всего самое простое лекарство — самое эффективное.

Так говорил Шадалберг, мой куратор в Унашской лечебнице. И уже на третью неделю практики я с ним согласилась. Потому что да, пульсары оставляли невыводимые ожоги на коже, но между остановкой сердца и шрамами больные всегда выбирали шрамы. А те, кто не выбирал, усыплялись и всё равно выбирали.

Может, и незаконно, зато действенно. Ведь призвание лекаря — лечить, а мы с куратором…

В следующее мгновение я оказалась на спине, прижатая к постели тяжёлым телом. Встретилась с мёртвыми, белыми глазами. Мимоходом отметила тёмные письмена, что проступали на совершенно здоровом теле. Если его, вообще, можно так назвать.

Но долго рассматривать мне не дали. Сначала до меня дошло, почему не хватает воздуха, и я вцепилась в руку, что сжимала горло. Попыталась что-то просипеть, вдохнуть, но не в этот раз и не с этим… магом?

А потом думать стало невозможно. Потому что тот, кто ещё недавно был императором, с интересом склонил голову к плечу и принюхался. Чтобы в следующий миг обжечь горячим, разрывающим сердце от боли, поцелуем.

5. Глава 4

С жадным, хриплым вдохом я согнулась пополам. Лёгкие жгло с такой силой, что даже основы первой помощи, которые я могла оказать и в полумёртвом состоянии, вылетели из головы. Не получалось, никак не получалось сосредоточиться и вспомнить.

Кашель раздражал горло, но я держалась. Знала, что если позволю, загнусь в приступе вперемешку с рвотными позывами.

Да что за шаргхова дрянь со мной случилась?!

Воздух легко проходил в обе стороны, значит, в горле ничего не застряло. Тогда почему так больно? Везде. И что это за болезнь такая, если…

Спазм прошёл от желудка и выше. Но сдержалась, выдохнула со стоном. Дрожащими руками нащупала край кровати. Попыталась подтянуться. Стиснула зубы, когда лёгкие свернулись, а развернуться забыли.

Рианы, дайте только добраться до кабинета! Я… только доползти, хоть как-то. Выпить универсальное противоядие, которое на моих глазах ставило людей на ноги. Ненадолго и с последствиями, но об этом я подумаю — и решу, — позже.

И с трудом, но мне всё же удалось сесть, спустить ноги. Пот лился градом, тело дрожало, а я, похоже, привыкла к боли, что раздирала изнутри. Иначе почему она стала меньше?

Но в этом безумии осталось самое сложное — свалиться на пол и ползти. Хоть змеёй, хоть клопом, хоть младенцем — как угодно, только бы добраться до кабинета. Графини не ползают? Ну да. Фамильная гордость — это, конечно, хорошо, но не тогда, когда от неё зависит жизнь.

А я ещё даже с Торнгравом не познакомилась!

Сделав глубокий вдох, несмотря на боль, согнула колени.

Сейчас съеду на пол и…

И нет. Потому что вместо пустоты я упёрлась во что-то жёсткое, и оно не пожелало отходить. Больше того, даже в полудохлом состоянии оценила, как это обнаглело — голове вдруг стало больно, ведь меня схватили за волосы. Чтобы снизить накал страстей, откинула голову назад. Перед глазами плыли разноцветные пятна, разум самоустранился, не в силах терпеть боль. И в этот самый миг я захлебнулась пойлом, что в меня влили.

Закашлялась, половину проглотила, половину выплюнула, надеясь попасть в наглого хама, который…

Меня всё-таки вырвало. И ещё раз. И ещё несколько, до изнеможения. Пока желудок, сотрясаемый спазмами, не взмолил о пощаде.

И я бы тоже взмолила, но мозг вдруг вернулся на место. Не до конца, но этого хватило, чтобы вспомнить. Я кого-то спасала. В моей спальне кто-то был. И этот кто-то… тоже меня спас? По крайней мере, сейчас, лёжа на боку, чувствуя дрожь в мышцах и полное опустошение, мне казалось именно так.