Отшлепав подальше от лежащей почти на дороге коровы, Леха наконец-то ужаснулся, потому что до него доперло, что запросто так убивать стадо коров никто не будет. Одна за другой в голове пронеслось сразу несколько идиотских мыслей, которые и сам Леха таковыми посчитал. Какие тут волки! И инопланетяне тоже не бывают. Тем более они берут внутренности, а тут вон – валяется. Тогда кто? Испугавшись того, что его сейчас увидят и либо грохнут как свидетеля, либо загребут как виновника, Леха присел на корточки и перевел дух. Потом со скрипом в и так натруженной голове сообразил, что сидеть на корточках посреди дороги всяко еще глупее, чем просто идти. И заметно издалека и толку нет. Лучше идти. Вопрос – куда? Может быть, назад пойти? А что там – медом намазано? Или все-таки вперед? Странно это все.

Леха поднялся и по возможности быстрее засеменил в неудобных шлепках по засохшей грязи проселка, стараясь при этом съежиться и проклиная кричащие цвета футболки и шортов. Теперь на обочине было довольно много хлама, в основном какие-то бумажки и тряпки, но к мусору вдоль дорог Леха привык и тут только удивился, что нет вездесущих пластиковых бутылей и пивных банок.

Когда запах стал слабее и Леха перевел было дух, подловатая дороженька преподнесла еще гадостный сюрпризец – семенивший, как пожилая китаянка, по обочинке Леха чуть не наступил на сверток каких-то грязных тряпок, в которые была замотана кукла. То есть внешне она была похожа на куклу, такую Леха дарил сестре Валерки – здоровенная куклеха, размером с годовалого младенца и выглядевшая как младенец, только эта кукла была очень грязной, загаженной чем-то и сильно помятой. На голову этой кукле словно наступил кто-то. И цвет у куклы был неправильный, восковой, зеленоватый. И опять мухи. И опять запах.

До старательно отпихивавшегося от дикого факта сознания все-таки дошло – это ни фига не кукла, это как раз младенец. Настоящий. Мертвый. Точнее – убитый.

Тут Леха почувствовал, что его холодом просквозило. Ледяным ужасом. Это все было категорически неправильно, такого просто не могло быть, чтоб вот так по дорогам валялись убитые коровы и младенцы. Ясно – тут маньяк какой-то бродит. Судя по тому, как изувечена была корова – не меньше чем с бензопилой. Ничего другого и в голову не приходило. Разве что уж совсем экзотика – типа Хищников целой командой. Или там Чужих. Чужие так же выдирались при своих родах из организмов-носителей. А ведь похоже! Это что: тут, в белорусской или, черт ее дери, украинской глубинке – два десятка Чужих?!

Леха дернулся обойти сверток с трупиком стороной и напоролся на еще одного мертвеца, которого до того прикрывала не шибко высокая, но густая трава, только небольшой проплешиной выдавая место, где, раскинувшись навзничь, валялась белобрысая девчонка лет десяти с грязными босыми ногами. Леха оглянулся и вздрогнул – таких проплешин было еще несколько. Сунулся было к ближайшей, увидел там мертвую в платочке и старушечьей одежде, потом понял, что оскаленное лицо покойницы совсем молодое – она не старше Лехи, просто оделась зачем-то так, по-старушечьи; наверное, это богомольная, ну православная в смысле, они так наряжаются. И тоже вся растопорщена и в кровище, уже засохшей.

Да что тут такое происходит?!

Леха дико глянул вокруг и совершенно неожиданно для себя рванул неуклюжим галопом по дороге. Хватило его сил метров на пятьдесят, все-таки бегать он со школы не бегал, да и жирком подернулся, пузиком оброс. Остановился, задыхаясь и морщась от боли в разбитых ногах… И вздрогнул от негромкого, но очень злого возгласа: