– Фамилия у него не та, – ухмыльнулся мрачно токарь.

– А ты, может, потом дочку родил. В смысле не ты, конечно, но, в общем, и такое может быть. Или там от внучки… Пойдем пока утоплого старшину укуюшим, – предложил Семенов.

– А этот барин что? – показал глазами на выдохшегося от похода по лесу потомка Петров.

– Не стоит. Потом сам увидишь, – негромко ответил колхозник. И двинулся к болотцу.

Разделись, полезли, чертыхаясь, в холоднющую темную воду.

Когда бойцы вытащили тяжелое мокрое тело на твердый бережок, Петров осторожно плюнул в сторону и согласился:

– Да, он бы тут обрыгал все, как мой сменщик после первой получки…

– А что – отравился чем? – поинтересовался походя Семенов, прикидывая, как сподручнее будет стянуть одежку с трупа.

– «Ершом» угостился, а сам пацан еще, только после фабрично-заводского – фабзаяц, одно слово – вот и развезло… Гляди-ка – пистоль есть, – и небрезгливый Петров начал расстегивать глянцевито блестящую, набухшую водой кобуру. Семенов покосился на него, но ничего не сказал, аккуратно укладывая местами подмокшее шелковое полотно парашюта, дивясь на роскошную дорогую тонкую и легкую ткань и на отличные веревки строп. Вот в хозяйстве бы пригодилось и то и другое – и рубашки и платья отменные пошить, сносу б им не было, а уж крепкая веревка для крестьянина – первеющее дело, всегда пригодится. Семенов из дома никуда без веревки не выходил. Без веревки и ножика.

– Невезуха, – огорченно цыкнул ртом Петров и кинул пистолет в траву.

– Что такое? – спросил его Семенов.

– Гнутый. Ни взвести, ни обойму вынуть. Не пистоль, а стоп-машина. Ну да понятно. Хорошо землячка обо что-то приложило – стал как мешок с костями, вон и ноги переломаны…

Ноги у покойника и впрямь лежали так, словно в них добавилось еще несколько суставов. Но это-то еще ладно, вот то, что половина лица была снесена напрочь, и потому скалился мертвец жутковатой улыбочкой, действовало на нервы сильнее.

– Прямо как Габайдуллина распотрошило, – сказал Петров и стал расстегивать хитрые лямки от парашюта.

– Габайдуллина – взрывом, – заметил Семенов.

– Так и этот тоже под взрыв попал, наверное.

– Белье снимать не будем?

– Обойдется… правнучек… Ты б его послушал, обормота. Носки оставим?

– Оставим. А слушать… Не хочу я его слушать. Мне он полезного ничего не расскажет. А кто там наверху кого подсидел – мне это знать ни к чему. Здоровее буду.

– Ишь ты какой. Умный, – иронично-уважительно протянул токарь.

– А люди везде одинаковы. У нас так три председателя колхоза поменялись – все друг на друга в район письма писали. А сядет новый на стул председательский – на него пишут, – немного путано пояснил Семенов, но Петров все понял, кивнул.

– Интересно, каково оно – носить шелковые портянки? – спросил, помолчав, Петров.

– Не знаю, – отозвался Семенов, вспомнив, что когда бабушка рассказывала сказки, то в сказках этих цари все носили именно шелковые портянки. Для Семенова с детства это было символом сказочного богатства; впрочем, для бабушки, видно, тоже.

Петров примерился и, достав полученный по наследству ножик, стал кромсать парашют.

– Ты что, сдурел? Это же военное имущество! – испугался Семенов.

– Не боись – правнучек-то хоть и чушь всякую нес, а вот про то, что сюда мы вернемся еще не скоро – то ли через год, а может, и через три – это точно помнит. На войне и год-то много. Ты-то зачем это полотнище из болота выволок? Тут наших интендантов нет. Небось намылился на сало обменять, а? – пояснил свои действия Петров.

– А хоть бы и так, – буркнул Семенов, – ты что-то против сала имеешь?