А еще меня беспокоило, почему я не узнала голос фарна. Да, здесь было эхо из-за высоты потолочной переборки и практически не изолированных стен. И все же, оно не могло, не должно было исказить до неузнаваемости довольно звонкий и всегда жизнерадостный голос медика. Чего я не понимаю? Или это просто нервы, а я уже не пригодна к полетам в космосе? Мурашки побежали по коже, когда в голову пришло, что все это уже теперь неважно, а Деннел очень вовремя меня уволил.

Проделав все необходимые процедуры, как положено, зафиксировав факт смерти, я впервые в жизни провела процедуру похорон в открытом космосе. Тащить за собой тело Этерелли было бессмысленно. Заниматься его доставкой к нему домой не будет никто. Помимо всего прочего, я понятия не имела, где фарн обитал до попадания на Каити и есть ли у него родственники. Да и вряд ли мне дадут возможность разобраться с покойником: скорее всего, сразу же по прибытии меня арестуют и отправят под суд. Так что следовало все формальности завершить сразу.

***

«Шерварион» больше не отклонялся от курса. Будто Этерелли своей смертью заплатил дань какому-то неведомому божку, чтобы тот оставил яхту в покое. Вернувшись из технического отсека, я первым делом снова задала маневр поворота с целью лечь на прежний курс. Понаблюдала, как нос корабля начал медленно поворачиваться, все зафиксировала. Потом вздохнула и поплелась в каюту, служившую нам с фарном столовой. Я сегодня с утра ничего не ела, а по внутреннему времени корабля было уже почти десять часов вечера. Голода я не чувствовала. Но следовало съесть хоть что-то, чтобы поддержать тело, подкрепить силы. Зайдя внутрь, я увидела сиротливо стоящую на краю выключенной плитки турку для приготовления кофе. Фарн не убрал ее, видимо, рассчитывая вскоре сварить себе новую порцию энергетического напитка. Теперь уже не уберет никогда. И не сварит. И меня вдруг словно обухом ударило промеж глаз. Ноги подломились, и я села там, где стояла. Истерика, так долго копившаяся в груди, наконец взяла свое.

Я наревелась, жалея себя и оплакивая собственную незавидную судьбу, до полного опустошения. До пекущих словно от перца глаз, до холодной пустоты в груди. А потом встала, прибрала подальше с глаз турку, ощущая, как меня водит будто пьяную. И заказала, не глядя, в пищевом автомате еду. Да, жизни пришел конец. Но я еще не выполнила контракт, а следовательно, нужно было взять себя в руки. У меня на попечении остался беспомощный, парализованный разумный. И отнять жизнь еще и у него я просто не имею права.

Еду я сжевала, не чувствуя вкуса. Будто картон. Если так пойдет и дальше, имеет смысл перейти на питательные коктейли. У них просто жуткий, отвратительный вкус. И обычно, я не могла сделать даже глотка этого пойла. Зато насыщали организм всем необходимым они лучше всего.

Прибрав за собой в столовой, забежала в рубку управления. ИскИн не подавал сигналов тревоги, но я желала собственными глазами убедиться, что хотя бы с курсом все хорошо. Перед тем как навестить, наконец, медицинский отсек. Я горько усмехнулась. Так долго изобретать предлог, чтобы зайти и все проверить на законных основаниях, чтобы в итоге убить медика и самой теперь отвечать за все. Идя по переходу в сторону медблока, я ловила себе на ощущении, что сплю и вижу непрекращающийся кошмар. Вот сейчас проснусь, умоюсь, схожу к пищевому автомату, а там Этерелли… Он предложит мне кофе… Я встряхнулась. Не стоит тешить себя опасными иллюзиями. Так недолго и сойти с ума. Лучше заглянуть еще и в каюту фарна, проверить его личные вещи. Хватит уже с меня неприятных сюрпризов. Мне нужно закрыть контракт. А потом будь что будет.