– Еще не готов, – тут же произнёс старик.

– Ну, выпьем! – Квинт поднял свою чашу. – За Луция Корнелия Суллу!

Мы стукнулись чашами. Центурион внушительными глотками опустошил свою чашу примерно наполовину, я только смочил губы. Начало новой жизни я еще обязательно отмечу, но не сейчас.

– У-уф… – Квинт с грохотом поставил чашу на столешницу, вздрогнул, поежившись. – Хорошего вина я не пил со времен войны с Митридатом, когда мы отмечали победу при Орхомене! Но сегодня наша победа не менее значимая! Мы задавили гадюк!

– А почему ты выпиваешь один, да еще и в каупоне?

– Ха, не поверишь! Мы же сюда зачем приехали? На триумф, который ждём еще за победу над Митридатом, – признался Квинт, и улыбка его получилась кривоватой. – Только триумфа так и не дождались.

Центурион рассказал, что ничуть не обижается на полководца, который думает не о развлечениях, а о том, как вернуть прежнее величие Республике. И предположил, что иначе начнется новая Гражданская война, потому что по всей Италии затаилось еще немало сторонников «гадкого мерзавца» Гая Мария.

– А мы чего, наше дело воевать, тем более, Феликс щедро отблагодарил нас и выполнил все, что обещал! – довольно хмыкнул центурион. – Раньше я ютился в конуре на пятом этаже инсулы, а теперь – теперь у меня под Помпеями своя земля!

В доказательство своих слов Квинт положил на столешницу тессеру, на которой было обозначено имя центуриона, местоположение участка и названы его размеры.

– Представляешь, моя земля теперь будет названа Дарабела! Раньше эта земля принадлежала какому-то напыщенному индюку из патрициев, а теперь Феликс поделил ее честно между ветеранами…

– Неплохо, – я кивнул. – И сколько народу вот так получило земли?

– Да все! Теперь мы будем присматривать за Республикой, и если хоть кто-то заикнется о марийском бреде… ик… Выпьем, Гай! Говори, за что!

– За то, чтобы не все Гаи были Мариями и не все Марии были Гаями? – я улыбнулся.

Понятно, Сулла поступал по-своему мудро, рассаживал на места своих бойцов, чтобы крепко держать власть, а граждан – в ежовых рукавицах. Ну а нелояльных и недовольных обвинял врагами Республики и своими личными врагами.

Мы снова чокнулись, выпили.

Разговор завязывался, это было именно то, что мне нужно – узнать о происходящих событиях из уст человека, самым прямым образом в них участвовавшего.

Бах!

Центурион опустил чашу на стол.

– Еще вина ветерану Суллы.

Далеко не все в Риме согласились принять новую власть, власть Суллы. Бывший военный трибун, квестор, претор, легат и нынешний проконсул Ближней Испании, Квинт Серторий имел свое мнение по вопросу наилучшего устройства Республики. Один из талантливейших полководцев своего времени стоял на берегу и всматривался в море, где царила непогода. В руке он держал эдикт, выпущенный накануне Луцием Корнелием Суллой, со списком приговоренных к смерти. Среди нескольких сотен проскрибированных значилось имя Квинта.

Квинт никогда не поддерживал Мария и выступал резко против союза Цинны с выжившим из ума стариком. Но Серторий всегда оставался человеком слова, поэтому для него верность слову стоила куда дороже собственной жизни. А он обещал Цинне полную поддержку… Поэтому только закрыл глаза на то, как Цинна и Марий утопили Рим в крови, устроив жестокие расправы над сулланцами. Однако перегнуть палку Гаю Марию полководец тоже не дал. Люди Сертория перебили бардиеев-иллирийцев, этих кровожадных беглых рабов, бесчинствовавших в Риме по отмашке Мария.

Для Сертория было понятно, что Сулла ответит с той же жгучей яростью, и проскрипции стали шагом логичным и ожидаемым. Этого Серторий ждал – и долгое время готовил Ближнюю Испанию для того, чтобы принять беглецов. Прежде Квинт силой подчинил ее своей власти. Что же, настало время показать Сулле, что со мнением Сертория следует считаться.