– Гы! – улыбается Мишка. Один зуб уже выпал, второй шатается. Лишь бы во время отпуска не возникли проблемы с его зубами. Чёрт его знает, куда там обращаться.
– Банан будешь? – спрашиваю.
Мишка довольно кивает, не выпуская из рук планшет с мультиками. Краем глаза подмечаю Дим Димыча. Хоть не всякую ерунду смотрит. Не до него сейчас.
– Слава, а термос где? – кричит Настя.
– В верхнем ящике посмотри.
– Посмотрела, там нет.
Рассержено встаю, иду на кухню. Открываю дверцу и вспоминаю, что последний раз убирал термос в шкаф в гостиной. Чертыхаюсь. Возвращаюсь в комнату.
– Пап, а где банан? – возмущается Мишка.
Чертыхаюсь вслух. Достаю термос, иду за бананом. Из динамика планшета звучит писклявый Машин смех – опять медведя мучает. Успел переключить мультик – ни на чём сосредоточиться не может! Надо будет с ним поговорить.
– Нашёл билеты? – говорит Настя, принимая у меня термос.
– Ищу. А где у нас бананы?
– Кончились. В магазин надо идти.
– А что есть?
– Слива, яблоко.
Беру и то и другое, возвращаюсь к сыну, протягиваю фрукты. Мишка берёт, не отрываясь от экрана.
– Спасибо.
Вижу, листает фотографии. Всяко лучше мультиков.
Кладу чемодан на пол и мучаюсь с замком.
– Настя, а какой код, не помнишь?
– Мишкин день рождения.
Точно!
Щёлкает замок, и я поднимаю крышку. Вещи врассыпную на пол. Чёрт!
– Смотри, что у меня есть! – звучит из динамика Мишкин голос.
Поднимаю глаза: сын смотрит видео с собой же, играющимся с какой-то ерундой. Сгребаю вещи, думаю, как попрочнее закрепить лямки. Так, стоп. Не помню, чтобы мы что-то снимали с ним последние полгода.
Сажусь рядом с Мишкой. Бледный какой-то. На экране Мишка тоже какой-то не такой.
Вот он сидит за столом (не помню у нас такого стола), глядит в камеру. Руки испачканы чем-то красным, пальцами ковыряется в непонятной гадости, увлечённо так ковыряется.
Судорожно вспоминаю, чем эта гадость может быть: пластилин, краски? Нет, не похоже.
– Настя, иди сюда.
– Что такое?
Настя заходит с полотенцем в руках (вытирает руки), озадаченно смотрит на нас.
– Не ты снимала? – киваю на планшет.
– Не помню.
– Папа, мне страшно, – лопочет Мишка. Тревога поднимается и у меня, необъяснимая такая, странная.
Вглядываюсь в картинку и понимаю: тот Мишка держит в руках пульсирующее сердце. Пальцами отрывает кусок – с четверть – и ехидно смотрит на нас.
Настя берёт ребёнка на руки, отбрасывает планшет.
– Что за шутки, Слава?
Смотрю на неё непонимающе. Перевожу взгляд на отброшенный планшет.
У тамошнего Мишки в руках ещё бьётся сердце, а оторванный кусок он кладёт в рот.
И тут изувеченное сердце останавливается.
– Мама, мама, сердечко болит, – жалуется Мишка.
Жену с сыном увезла скорая, а я ковыряюсь в планшете. История просмотров, файлы на карте – ничего! Откуда видео взялось?
Звонок среди ночи. Я не сплю.
В трубке рыдающий Настин голос.
– Слава, наш Мишка, он…
Кладу трубку. Сердца не чувствую. Ничего не чувствую.
Даже не заметил, как включился телевизор. Разве он работал?
Вот на экране я, сижу за каким-то столом. В руках что-то красное…
Скрипы
>Всеволод Старолесьев
Лес был жадным. Отнял всё. Вначале – мечты. Потом – семью, уложив кого в густой ракитник, кого в реку бросил, а кого и волкам в пасти.
Теперь затребовал Петра, но не всего разом – лишь стопу. Взял с куском голени, оставив обессиленного человека скрести влажную от рос и осевших туманов землю, рыть, как червь, ходы в грудах листьев.
Боли было много, как опавших ветвей и сучков в старой промоине, по которой полз к смерти изувеченный человек. Ему говорили, что ловчих и охотников здесь нет. Зато были ямы на зверя. На какого? Двуногого. Потому что лес не терпел чужаков, рьяно охраняя тайны.