– Царь прибыл и требует к себе, – сообщил воин, появляясь в юрте из темноты, словно призрак.

– Сейчас буду, – ответил Ларин.

Он надел с помощью бойца доспехи и выполз из юрты. Остановился, осматриваясь спросонья. Леха ожидал увидеть кругом только мрак, но узрел огни костров бесконечного лагеря, полыхавшие повсюду. Жизнь здесь бурлила даже ночью. То и дело мимо юрты адмирала проносились отряды всадников. Во всем чувствовалось бодрая суета, что возникает в лагере, когда главный враг разбит. А в том, что полчища гетов были в этом течении Истра самым сильным и многочисленным противником, сомневаться не приходилось.

Вскочив на коня, Леха проследовал за посланником Иллура и был у шатра царя спустя пару минут. Его кровный брат жил в самом центре циклопического стойбища, вмещавшего, бог знает сколько тысяч воинов. У его шатра тоже царила суета. Еще подъезжая, адмирал заметил три отряда гонцов, ускакавшие от шатра в разные стороны. И еще троих посыльных, ожидавших своей очереди. Но адмирала охранники пропустили сразу, не заставив томиться в ожидании.

– Ну здравствуй, Ал-лэк-сей! – при появлении бравого адмирала Иллур выпроводил из шатра своих советников, шагнул к нему и приобнял, – давно тебя не видел, брат.

Леха ответил на приветствие. А когда увидел, что Иллур находится в прекрасном расположении духа, у него отлегло от сердца. «Казнить пока не будут, – решил он, заметно повеселев, – значит, что-то другое у него на уме».

– Слышал, слышал, как ты взял Сирмий, молодец! – похвалил кровный брат, присаживаясь на скамью, у столика с вином и фруктами, ставшего постоянной принадлежностью юрты Иллура, через которую гости шли непрерывным потоком, – давай выпьем вина за твой успех.

– Да что я, – отмахнулся Ларин, но взял наполненную чашу и отпил едва ли не половину, – Ерунда. Вот ты, говорят, уже всех гетов к ногтю прижал?

Лесть попала в цель. Иллур самодовольно усмехнулся.

– Ну еще не всех, – кивнул он, погладив бороду рукой, – но хребет этому племени я сломал. А главный город сжег дотла, чтобы и памяти о нем не осталось. Долго геты не хотели приходить в покорность. Но теперь на этой земле будут жить только скифы, и те, кто им служит, а все остальныестанут рабами.

От этих воспоминаний Иллур вдруг стал серьезным, замолчав ненадолго. Лехе передалось его настроение.

– Палоксая мы разбили, как ты знаешь, – заметил адмирал неожиданно для себя, – а вот Иседон сбежал.

Ларин провел рукой по кожаным полосам, свисавшим из-под чешуйчатого нагрудника.

– Никогда себе этого не прощу, ведь он был рядом, – сокрушался морпех, – я его почти взял. Одного дня не хватило. Скрывается теперь где-нибудь у греков. Кстати…

Ларин внезапно вспомнил о допросе пленного казначея.

– Когда Тернул брали, попался мне в руки один интересный человечек. Казначей Иседона.

– Да, его золото Аргим мне уже прислал, знатная добыча, – подтвердил Иллур, откусывая от спелого яблока, – получишь свою долю после похода. А самого Иседона мы найдем и предадим смерти. Никуда не денется.

– Золото это хорошо, – не стал спорить Ларин, – и за Иседона спасибо. Но вот что я тебе хотел сказать. Его казначей мне рассказал, что греки это золото привезли в Тернул, чтобы воины Палоксая воевали с нами.

Леха помолчал, облизав губы.

– Кто знает, – добавил он, – если б не то золото, может, и воевать бы не пришлось.

– Воевать все равно пришлось бы, – «успокоил» его царь скифов, казалось, совсем не обескураженный новостями о заговоре, – что сказал тот пленник? Кто прислал золото?

– Даже под страхом смерти он не признался, – развел руками Леха, – говорит, что прислали издалека и греки только посредники. Так что, кто воду мутит не понятно. Вот если бы Иседона найти, тогда мы все бы и узнали.