Есть полок,
На котором черт орехи толок.
Вот, голова, привели двое парильщиков,
Да четверых держальщиков.
Как положили меня,
Дружка, не на лавочку, а на скамеечку,
Как начали парить, с обеих сторон гладить.
Вот тут я вертелся, вертелся,
Насилу согрелся.
Не сдержал, караул закричал.
Банщик-то добрый, денег не просит,
Охапками веники так и носит.
Как я с этой бани сорвался.
У ворот с часовым подрался.

Богатые на коварную выдумку и щедрые на беззлобную шутку владельцы балаганов наперебой изощрялись друг перед другом. Доверчивые счастливчики, опережая один другого, протискивались внутрь ярко освещенной пустой палатки, вход в которую объявлялся бесплатным. Оглядывались вокруг, обшаривали глазами стены и, ничего не обнаружив, злые и раздраженные шли к выходу. И тут их встречал ухмыляющийся хозяин, над головой которого была прибита едва заметная вывеска: «Выход 10 копеек». Делать нечего – приходится платить, но признаться нетерпеливо ожидающим своей очереди в балаган в том, что ты остался в дураках, никто не решается. И очередь не убывает.

Яркая броская реклама другого парусинового балаганчика весело зазывает публику всего за алтын увидеть Зимний дворец в натуральную величину. А внутри балагана хитро улыбающийся хозяин откидывает пеструю тряпичную занавеску и показывает застывшей от изумления публике стоящий напротив балагана Зимний дворец. Подсознательное желание разгоряченной всеобщим весельем публики быть обманутой было так велико, что подобные стереотипные розыгрыши предлагались порою в нескольких балаганах, стоящих друг с другом рядом, одновременно. «Ах, обмануть меня не трудно. / Я сам обманываться рад». При особом желании можно было увидеть в натуральную величину и Александровскую колонну, и панораму Петербурга, и многое другое. Самым любопытным предлагалось даже «Путешествие вокруг света», которое совершалось вокруг обыкновенного дощатого стола с горящей свечой посередине.

В программу народных гуляний входили дешевые распродажи и розыгрыши всевозможных лотерей. Приглашения к лотереям отличались веселым, задиристым юмором с примесью обязательного петербургского колорита:

Будет разыгрываться Великим постом
Под Воскресенским мостом,
Где меня бабушка крестила,
На всю зиму в прорубь опустила,
Лед-то раздался,
Я такой чудак и остался.
Бурнус вороньего цвету,
Передних половинок совсем нету.
Взади есть мешок,
Кисточки на вершок.
Берестой наставлен,
А зад-то на Невском проспекте
за бутылку пива оставлен.
Вот, ребята, разыгрывается у меня лотерея:
Хвост да два филея,
Чайник без ручки, без дна,
Только крышка одна, —
Настоящий китайский фарфор,
Был выкинут на двор,
А я подобрал, да так разумею,
Что можно фарфор разыграть в лотерею,
Часы на тринадцати камнях,
Что возят на дровнях.
А чтобы их заводить,
Надо к Обуховскому мосту заходить.
Ну, ребята, покупайте билеты – на цигарки годятся,
А у меня в мошне пятаки зашевелятся.

Но больше всего публики скапливалось вокруг знаменитых раёшников (от слова «раёк» – райское действо). Они стояли в разных местах площади со своими потешными панорамами, которые представляли собой небольшие деревянные ящики с двумя отверстиями, снабженные увеличительными стеклами и несложным устройством внутри. При помощи рукоятки раёшник неторопливо перематывал бумажную ленту с изображением разных городов, событий, портретами известных людей и сопровождал показ веселыми рифмованными шутками и присказками. Понятно, что Петербург в этом популярном среди простого народа представлении занимал далеко не последнее место. Представление начиналось с традиционного приглашения: