Естественно, что и в Петербурге строительству бань придавалось большое значение, не говоря уже о том, что Петр I извлекал из этого определенный доход для государственной казны, так как бани облагались значительным налогом. Только из официальных источников известно, что уже в 1707 году были бани на Адмиралтейском дворе и вблизи Гавани, причем как солдатские, так и торговые, то есть общие. В первой четверти XIX века в Петербурге насчитывалось около 50 торговых бань, в то время как количество домашних уверенно приближалось к полутысяче.

К XX веку строительство бань приобрело новое качество. К их проектированию привлекались видные архитекторы, а внешнему облику придавалось преувеличенное значение. Они в полном смысле слова становились общественными сооружениями общегородского значения. Неслучайно городской фольклор так точно сформулировал отношение петербуржцев к этому своеобразному общественному социальному институту: «Без Петербурга да без бани нам, как телу без души» и «Когда б не питерские бани, мы б все давно уже пропали». Между прочим, доказательством того, что Лжедмитрий не был русским, фольклор считает тот факт, что он не только отказывался осенять себя крестным знамением, но не спал после обеда и не ходил в баню.

Красная нить «банной» темы легко прослеживается и в современном фольклоре. Известная дворовая дразнилка питерской детворы «Улица Мойка, дом помойка, третий бачок слева» напичкана буквально теми же аналогиями и ассоциациями. Долгое время за Мойкой вообще было закреплено прозвище: «Мойка-помойка».

В свое время Мойка, наряду с Невой и Фонтанкой, была важной транспортной магистралью города. Постепенно эта ее хозяйственная и коммуникативная функции ослабевают. В наше время они исчезли вовсе. Последними признаками активной жизни петербургских рек и каналов были баржи, доставлявшие жителям огромного города дрова. Следы этих обязанностей можно легко обнаружить в городском фольклоре. Разгрузка барж могла принести «охочим» дополнительный приработок. В 1920-х годах в Петрограде распевали частушку:

Стоимость участков земли вдоль Мойки была столь высокой, что богатые застройщики, сами того не подозревая, попадали в городской фольклор. Один из таких участков был приобретен одним из богатейших домовладельцев – Григорием Ивановичем Руадзе. Известна легенда о доме, построенном на этом участке.

Этот огромный доходный дом имеет одновременно три в равной степени официальных адреса: набережная реки Мойки, 61, Большая Морская улица, 16, и Кирпичный переулок, 8. На все эти городские магистрали выходят его фасады. Дом строился в 1851–1857 годах по проекту архитектора Р.А. Желязевича при участии Н.П. Гребенки и А. Робена. Согласно легенде, Николай I, проезжая однажды мимо строящегося здания, заинтересовался, «какой богач строит такую махину?». Ему ответили, что строит, мол, бывший погонщик слонов, а ныне – кассир императорских театров. Император удивился и потребовал его к себе. Руадзе не на шутку испугался и категорически отказался идти к императору. Его выручила супруга, известная в Петербурге красавица Мария Федоровна. Она явилась к государю и с завидным достоинством заявила: «Дом строю на свои средства». Говорят, эту двусмысленную фразу из уст в уста передавали в Петербурге. Так ли это было на самом деле, сказать трудно, но кассира оставили в покое.

В наше время дом Руадзе занимает основанный в 1930 году Государственный университет телекоммуникаций имени М.А. Бонч-Бруевича, в просторечии – «Бонч».