Он положил телефон на стол и непринужденно пригладил светлые волосы:

– Уже за полночь, боюсь, я не ожидал гостей.

Я заметил, что Полуночница все время держит правую руку за спиной.

– Костя, сынок, ты разве не должен спать сейчас в своей палате? – елейно спросил мужчина.

– Ты можешь больше не делать вид, что ты мой отец, медведь или кто ты там, – сказал я. – Бер Керемет, правильно?

Мужчина осклабился, и я поймал себя на том, что приглядываюсь к его рту в поиске клыков.

– Когда-то этим именем пугали непослушных детей, да, Полуночница?

Полуночница вернула ему ухмылку:

– Я смотрю, тут сегодня сбор моих фанатов.

– Мы, конечно, далеки от дел Фортов Сердец, но новости и в дальневосточную тайгу залетают, – Керемет развел руками. – Ты, можно сказать, местная знаменитость, пропавшая на пять лет. Горжусь личным знакомством.

Ухмылка Полуночницы стала еще шире, и я поймал себя на том, что ее сдержанная ледяная усмешка выглядит более пугающе, чем оскал оборотня. Они были знакомы? Но как?

– Каково это, Керемет, чувствовать себя последним из своего рода?

– Это ты мне скажи, де Фриз.

– Так странно, – Полуночница смерила Керемета взглядом с ног до головы. – Я восемнадцать лет представляла себе эту встречу. Ты знаешь, как умирали остальные?

– Гэкчиури Мапа прятался в своем родном поселке под Хабаровском, в Джонке. Ты выжгла ему глаза и убила.

– В Вальпургиеву ночь две тысячи третьего, – добавила рыжая. – Будини Дили?

Оборотень усмехнулся, сел на краешек стола и сунул в зубы тлеющую трубку, выточенную из белой кости.

– Затеяла вечер памяти? Проблема твоей семьи всегда была в склонности к театральщине. Что же. Я подыграю, кто же не любит шорох кулис?2 Ты нашла ее неподалеку от Солсбери, в частной школе Трифой. Я видел снимки в Сетке. Тело обнаружили прибитым за руки над камином в ее комнате.

Я посмотрел на Полуночницу, у которой не дрогнул ни единый мускул на лице. Но оба глаза мстительно горели.

– Киаксо Насалу ты вбила в глотку его собственный меч, – продолжал Керемет с таким видом, будто читал замысловатый рецепт, а не перечислял, как именно были убиты его товарищи. – А Сингактаку Око сбросила в пропасть – обоих не защитили от тебя горы Тибета. Кроваво. Очень кроваво.

– Вальпургиевы ночи две тысячи одиннадцатого и две тысячи четырнадцатого года соответственно. А ты знаешь, когда в этом году Вальпургиева ночь?

Я оцепенел, не в силах поверить, что Полуночница была способна на такие жестокости.

– Просвети меня, де Фриз, я не слежу за вашими жарскими праздниками, – оборотень брезгливо сморщился.

– А один раз следил, ровно восемнадцать лет назад, когда вы похитили мою сестру с праздника Вальпургиевой ночи, – рыжая почти шипела, вены на ее лбу вздулись, а бельмо увеличилось и залило ей глаз целиком, будто ей в глазницу вставили серебристый шарик. – Вы распяли ее, вырезали волшебные глаза, запихнули в рот ее меч и сбросили с мыса Тобизина. А диск с видео отправили моему отцу. Инфаркт. Смерть.

– Припоминаю то убийство, – оборотень лениво потянулся. – И когда же все-таки Вальпургиева ночь в этом году?

До меня дошло первым:

– Она сегодня.

Рыжая левой рукой вытащила зажигалку из кармана и быстро щелкнула крышкой, высекая пламя:

– Властью, предоставленной мне Бюро «Жар-птица» и мэрией города Владивостока, где жары и дети Нерушимого уживаются под одним солнцем с людьми, я предъявляю вам обвинение в одиннадцати убийствах, покушении на убийство члена Триптиха и попытке захватить власть в городе. Полный список вы имеете право попросить у следователя по вашему делу. Сейчас вы можете хранить молчание. Я арестовываю вас. Если вы будете препятствовать аресту, я имею право применить силу.