Вот она идет своей летящей походкой. Шея обмотана сиреневым шелковым шарфиком. Романтично колышется на ласковом ветру. Зейнеп посылает воздушный поцелуй, прикасаясь пухлыми губами к ватным подушечкам пальцев. Нас разделяет максимум десять шагов, а мне уже нестерпимо хочется бежать к ней. Сейчас десять шагов – целая вечность. Вечность, которую с легкостью преодолеваю… Обнимаю, немного приподнимая от земли, будто не желаю разделять свою половинку даже с маленьким кусочком огромной планеты… Она заливисто смеется, как Айдан Шенер в экранизации «Птички певчей»… Прижимается, вдыхает запах моих коротких волос, пропитанных цветением жасмина. Он накануне распустился на набережной Босфора… Кружимся в вальсе любви, наплевав на домыслы окружающих… Упиваемся собственными чувствами. Они так же горячи, как жареные каштаны, продающиеся на каждом углу Стамбула…

Сидим на старой скамейке. Болтаем о чем-то глупом. Зейнеп, замерзший щеночек, зарылась в теплоте моей коричневой куртки. Временами щекочет меня, посмеиваясь над нулевой реакцией любимого. «Неужели не боишься щекотки?! Не зря прозвала мишкой. Толстокожий! Тебя ничем не возьмешь…» – шутливо возмущается Зейнеп. Пошлепывает меня ладошками по груди. «Зато ты – такая худышка. По тебе анатомию изучать!» – отвечаю я, начиная щипать за талию. Зейнеп заливается смехом, визжит. Выбирается из объятий. Обратно прижимаю к себе. Ненасытно целую в губы…

Она утверждает, что наша любовь присыпана имбирем. «Вчера вычислила, что приправа наших чувств – имбирь. У каждой любви есть своя пряность. Ты не знал?! Еще в Индии старые женщины так вычисляли судьбу супружеских союзов. Брали ту или иную пряность, разводили в маленьком количестве настоя фиалки. Натирали пятки спутницы. Если кожа покраснеет, значит, любовь на века.

Если никакого действия, значит, крах союзу. Кстати, проверяла, мои пятки покраснели».

Смеюсь над девичьей наивностью Зейнеп. Ласкаю пальцами мочку ее уха. Не носит сережки, потому что от этого мочки ушей забавно оттопыриваются. «Ты красива. Красивее луны, ночной спутницы Босфора». Зейнеп опускает глаза. Смущается. Переводит тему. Достает из сумки маленький, плотно закрытый контейнер. Открывает. Имбирное печенье в форме сердечек. Непередаваемый аромат выстреливает, как из хлопушки. «Обычно девушки угощают любимых выпечкой, которую не сами готовят. Завлекают таким образом. Родной, я пекла собственноручно. Поэтому печенья получились такие косые, местами обгорели». Пробую. Зейнеп настороженно следит за процессом. За время пребывания в Стамбуле не часто приходилось есть домашние сладости. Временами заходил в кондитерские, или тетушка Нилюфер посылала пахлаву из деревни. Таких вкусных печений не пробовал давно. Может, просто соскучился по домашней еде?..

Выражаю восхищение скромно, чтобы не приняла за лесть. Зейнеп берет из рук остаток печенья. Подводит кусочек к моим губам. Затем медленно съедает его. «Не знаю, как печенье, но твои губы вкуснее». Тянется ко мне. Светло-коричневые сердечки высыпаются из контейнера на скамейку. Не замечаем. Усилившийся аромат имбиря захватывает нас. Щеки краснеют. Правы индусы. Пряность нашей любви действительно имбирь…

…Ревность в маленьких дозах укрепляет любовь.