Эти телеграммы были разосланы 2 марта. Ответы командующих фронтами были почти одинаковыми. Командующие Кавказским фронтом великий князь Николай Николаевич, Юго-Западным фронтом генерал А. А. Брусилов и Западным фронтом генерал А. Е. Эверта в разных выражениях просили императора принять решение, высказанное председателем Государственной думы, признавая его единственным, могущим спасти Россию, династию и армию. Несколько позднее были получены телеграммы от командующего Румынским фронтом и Балтийским флотом.

Утром того дня генерал Рузский довел до императора содержание его разговора с Родзянко. По его словам положение складывалось так, что спасти его могло только отречение. После некоторых колебаний император согласился. Из Ставки тут же прислали проект манифеста об отречении. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин.

О том, как состоялось подписание этого исторического документа, рассказывал в своих мемуарах Ю. Н. Данилов: «В хорошо знакомом мне зеленоватом салоне, – писал он, – за небольшим четырехугольным столом, придвинутым к стене, сидели с одной стороны государь, а по другую сторону лицом ко входу А. И. Гучков и В. В. Шульгин. Тут же, если не ошибаюсь, сидел или стоял, точно призрак в тумане, 78-летний старик – граф Фредерикс…

На государе был все тот же серый бешмет и сбоку на ремне висел длинный кинжал. Депутаты были одеты по-дорожному, в пиджаках, и имели «помятый» вид… Очевидно, на них отразились предыдущие бессонные ночи, путешествия и волнения… Особенно устало выглядел Шульгин, к тому же, как казалось, менее владевший собою… Воспаленные глаза, плохо выбритые щеки, съехавший несколько на сторону галстук вокруг умятого в дороге воротничка…

Генерал Рузский и я при входе молча поклонились. Главнокомандующий присел у стола, а я поместился поодаль – на угловом диване. Вся мебель гостиной была сдвинута со своих обычных мест к стенам вагона, и посредине образовалось довольно свободное пространство.

Кончал говорить Гучков. Его ровный мягкий голос произносил тихо, но отчетливо роковые слова, выражавшие мысль о неизбежности отречения государя в пользу цесаревича Алексея при регенстве Великого князя Михаила Александровича…

– К чему эти переживания вновь, – подумал я, упустив из виду, что депутатам неизвестно решение государя, уже принятое днем, за много часов до их приезда».

В это время плавная речь Гучкова была перебита голосом государя.

– Сегодня в 3 часа дня я уже принял решение о собственном отречении, которое и остается неизменным. Вначале я полагал передать престол моему сыну Алексею, но затем, обдумав положение, переменил свое решение и ныне отрекаюсь за себя и своего сына в пользу моего брата Михаила… Я желал бы сохранить сына при себе и вы, конечно, поймете, – произнес он, волнуясь, те чувства, кои мною руководят в данном желании».

Содержание последних слов было для генерала Рузского и меня полной неожиданностью! Мы переглянулись, но, очевидно, ни он, ни тем более я не могли вмешаться в разговор, который велся между государем и членами законодательных палат и при котором мы лишь присутствовали в качестве свидетелей.

К немалому моему удивлению, против решения, объявленного государем, не протестовал ни Гучков, ни Шульгин…»

Сам Николай по итогам дня записал в дневнике: «…В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!»

Итак, время императорской России навсегда было закончено. К власти в России приходит Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. Министром иностранных дел назначается П. Н. Милюков, министром юстиции А. Ф. Керенский, военным и морским министром А. И. Гучков.