Тьма тут же подсказала ей, как следует поступить.
Этой же ночью, когда Эйдис легла спать, ей приснился сон. Будто кто-то позвал ее выйти полюбоваться на террасу, с которой, с одной стороны открывался захватывающий вид на скалы, а с другой – на долину с разбросанными деревеньками, усадьбами и притаившийся бескрайний лес.
Выдалось такое яркое полнолуние, что все вокруг сияло мягким серебряным светом, а ночь дышала теплом и запахом еловой хвои. Эйдис удивилась и даже обрадовалась: зрение вернулось к ней, будто ей снова исполнилось лет двадцать, и она снова стала юной и легкой на подъем.
– Посмотри на свои руки, – шепнул кто-то.
Эйдис послушалась и обнаружила, что они покрылись блестящими вороньими перьями. Она хотела сказать, что всегда мечтала научиться летать, но вместо этого из ее рта вырвалось хриплое карканье.
– Твоя мечта исполнилась, – добавил нежный голос. – Ты знаешь, что делать.
Ворон взмахнул крыльями и поднялся над террасой. Потоки воздуха омывали его и дарили чувство волшебного восторга. Луна улыбнулась с высоты чернильного неба:
– Лети ко мне, маленькая Эйдис, и посмотри на мир вокруг.
Птица ринулась ввысь, навстречу загадочному, но печальному лунному лику.
– Лети…
Ветер подхватил ее, позволяя воспользоваться его безграничной силой. Долина распростерлась внизу, как огромная посеребренная чаша, с трепещущими деревьями и мерно бегущей рекой. Скалы торчали из темноты грозными, но далекими пиками. Остался внизу и застывший Блэрхайд.
Лунное лицо исказилось, и ворон обеспокоенно каркнул. Теперь луна смотрела не печально, а насмешливо. И удивительно знакомым издевательским тоном произнесла:
– Ты слишком доверчива для своих лет, бедная старая Эйдис. Разве ты не знала, что крылья никому не даются просто так?
Ворон испуганно оглянулся, пытаясь поймать ветер, который бы отнес его на безопасное расстояние, но вместо этого крылья осыпались, точно осенние листья. Снова появились обычные человеческие руки и ноги, а простым смертным не дано ловить ветер, чтобы летать.
Теперь он свистел в ее ушах, а она даже не могла крикнуть от сковавшего ее ужаса. Бурная река приближалась с ужасающей быстротой и перед тем, как удариться о воду, Эйдис успела лишь зажмуриться.
Блэрхайд погрузился в мрачное ожидание.
Когда пропала хранительница Огня, Тэлфрина охватило мучительное предчувствие.
Ее помощница клялась, что Эйдис спала в своих покоях и никуда не выходила, но куда в таком случае, она подевалась? Из замка никто не выходил, стража подтвердила, что ночь прошла спокойно, а они не сомкнули глаз на посту. И не слышали ни криков, ни посторонних шагов.
Слуги, что стояли у господских спален, тоже клялись, что не слышали ничего подозрительного.
Сигрун скользила мимо, словно прекрасная тень, в облаке белокурых волос, и ничто в ее облике не выдавало того, о чем говорила Эйдис.
И только когда спустя несколько дней река вынесла на берег распухшее обнаженное женское тело, весть об этом разлетелась по всей долине. Ярость воды превратила его в такое месиво, что в покойнице с трудом опознали несчастную Эйдис.
Теперь, как бы ярко ни светило солнце, озаряя замок, Тьма так прочно овладела им, что никакая сила не смогла бы изгнать ее отсюда. Это знала и Сигрун, но и этого казалось ей мало: плести заклятие стало для нее важнее всего на свете.
От ужасной вести у Хельды начались роды раньше назначенного срока. Но кто мог принять наследника, если хранительница мертва?
Сигрун и тут проявила заботу. Как бы она оставила кричащую от боли сестру? Вопли жены заставили Тэлфрина довериться свояченице еще раз. Кто знает, быть может старуха повредилась в уме и сама упала вниз, где ее размозжило о камни? Как бы то ни было, Эйдис умерла, и ничем не могла помочь, а вот Сигрун ни на миг не отходила от содрогавшейся в муках сестры.