Наследник подмигнул мне и, заслышав голоса из коридора, улыбнулся и быстро приложил палец к губам.

– Вот, посмотри, Ольтест. Если устраивать приём здесь, то поместится не более десяти человек. И это вместе с нами!

Хозяин дома рассеянно кивал в ответ жене, явно слушая в лучшем случае вполуха.

– Насколько я знаю, в городе сейчас гостят некоторые из народа шийен. Управляющий очень ценит их присутствие, они вместе сейчас работают над новым проектом в рудниках… Хорошо бы пригласить кого-то из них.

– Дримы? – Иллиас тут же навострил уши и кинулся к отцу. – Папа, а можно я посмотрю на дримов!

– Если приедут, то можно, – кивнул Ольтест. – Только ради всего, что есть – не называй их дримами. Почему-то на севере это прозвище не любят.

Мальчик издал восторженное восклицание и закружился на месте. Ивландрия укоризненно подняла бровь, но всё же не стала одёргивать сына, давая выпустить эмоции. Последние дни и правда были богаты на события не только для маленького ребёнка, но и для взрослого.

От резкого взмаха руки Иллиаса один из бокалов, стоящих на столе, пошатнулся и упал. Но раньше, чем он разбился об пол, Ольтест щёлкнул пальцами – и воздух в комнате пришел в движение. Небольшой вихрь окутал хрупкий предмет и аккуратно подхватил, поднимая вверх и возвращая обратно на стол.

Насколько я знала, хозяин дома не мог похвастаться выдающейся или хоть сколько-нибудь примечательной мощью в управлении стихией. Но мало кому из магов давалась столь тонкая и филигранная работа. Бокал встал обратно даже не покачнувшись.

Ивландрия явно не разделяла моего восхищения.

– Ольтест… – предупреждающе начала она, и её голос мог бы поспорить рычащими нотками уже не с воображаемым, а настоящим драконом.

Я поспешила прикинуться веником и незаметно проскользнула в коридор, торопясь обратно на кухню.

– Прости, дорогая, – донёсся до меня ответ её мужа. – Не подумал.

Не то чтобы в этом мире магия хоть как-то порицалась или была под запретом, вовсе нет. Конечно, были и обычная людская зависть, и страх силы, были и маги, наводящие ужас на округу (я вспомнила о тёмных и передёрнулась), но в большинстве случаев магия была чем-то, чего вожделеют и чем гордятся.

В семье же Тобарров ситуация была иная.

Необычные способности, как правило, проявлялись у людей до двадцати лет, чаще всего в подростковом возрасте. Но Террин, старший, а тогда единственный сын, впервые разметал магической волной половину своей комнаты в девять лет. И его ждало то, что любого ребёнка, проявившего необычную силу – долгое путешествие к таинственной Черте, переступая которую человек исчезал для этого мира, возвращаясь обратно уже тем, кто может контролировать себя. И более того, имеет чётко обозначенный характер своей магии: один из мириада бытовых, ментальный, стихийный…

Но родителям не важно, какой именно, потому что дни, недели, реже месяцы – как повезет – в ожидании своего ребенка неизвестно откуда, превращаются для них в настоящую пытку. И никто из вернувшихся никогда не рассказывает, что же там с ними было, что ни разу не добавляет спокойствия тем, кто ждёт. А иногда из-за Черты и вовсе не возвращаются.

Старшего сына четы Тобарров не было два года.

Слуги шёпотом поделились, что именно тогда у ещё молодой госпожи Ивландрии появились первые седые пряди в густых волосах. А теперь Иллису было уже шесть лет, и способности к магии не передавались по наследству, но кто знает…

В общем, как-то так постепенно сложилось, что и Террин и Ольтест могли проявлять себя где угодно в делах, в работе, но ни в коем случае не дома. Чтобы не нервировать мать и не разжигать интерес в младшем сыне.