– Хорошо, моя царица! – ответил поэт и начал декламацию куплета:

Воспоём Тамар, величьем восхищающую взоры!

Для неё из слов хвалебных я уже сплетал венок.

И перо-тростник поили глаз агатовых озёра,

Пусть сердца пронзает песня, как отточенный клинок!..

Не знал тогда Шота, что эти строки станут вступлением к его бессмертной поэме. Закончив чтение и посмотрев на Тамар, ему показалось, что его патетическая декламация была произнесена впустую. И оказался прав.

– Тебе известно, витязь, что не жалую я стихов в свою честь! Весь двор тем и занят, что без устали одаривает меня хвалебными речами. Почитай что-нибудь другое.

– Да будет так! – ответил он. И, побледнев, произнёс:

Тот, кто любит, кто влюблённый

Должен быть весь озарённый,

Юный, быстрый, умудрённый,

Должен зорко видеть сон,

Быть победным над врагами,

Знать, что выразить словами,

Тешить мысль, как мотыльками —

Если ж нет, не любит он…

Она всё поняла и сейчас молча глядела на него.

– Моя царица, позволь признаться тебе… – он шагнул к ней, но мрак окутал его глаза, в них стояли кипящие слёзы.

Тамар не произнесла ни слова. Воцарилось гнетущее молчание, и вдруг откуда-то донесся резкий крик совы. Конь царицы рванулся вперед, поскакал… и остановился на вершине холма. Руставели догнал Тамар – и замер: на ее глубоких очах, как яркие адаманты, повисли две хрустальные слезинки.

– Зачем ты пытаешь судьбу?.. – не закончила фразу царица.

Кровь отлила от его лица. Он понял свою ошибку: он поторопился, поспешил…

Воцарилось безмолвие, нарушаемое стуком двух сердец. Они бились, как бы соревнуясь между собой.

Долго ехали всадники в кромешной тишине, пока Тамар не нарушила гнетущего молчания:

– Ты поезжай в Афины, Руставели. Набирайся там знаний… Воспользуйся этой возможностью! Ах, если бы я не носила сей тяжёлый венец! С какой радостью посетила бы я солнечную Элладу – родину Гомера и Аристотеля, Платона и Сократа, страну языческой радости и жизнелюбия… Путешествие – это тоже бессмертие… Поверь мне, моё счастье не больше твоего.

– Я повинуюсь воле моей госпожи, – почтительно преклонив пред царицей голову, произнес Руставели.

– И вот что ещё… Чувство своё перенеси на пергамент. Напиши книгу о любви. Это не повеление владычицы. Это – её просьба.

– Я её исполню, моя царица, – дал ей слово Шота.

«Мудрый борется с судьбою, неразумный унывает» – так успокаивал себя поэт. И через неделю он уже стоял на палубе корабля, что медленно и величаво подплывал к проливу Босфор. Пурпурные лучи заходящего светила освещали небосвод и величественную столицу Византии – Константинополь – колыбель изысканности и культуры, и чрево коварства и низменных чувств рода человеческого. Он плыл дальше, держа путь в удивительную и прекрасную страну Элладу, со всех сторон окружённую лазурным морем. Говорят, там царит вечная весна, в садах растут маслины, а на склонах гор – виноград, по вкусу похожий на тот, что рождает его родная грузинская земля. В страну, над которой простирается ясное голубое небо, а вершины неприступных гор, где обитают бессмертные боги, теряются в облаках. А в низинах живут люди, которых привлекают неведомые заморские страны и чудесные истории о славных героях, их битвах и великих победах, а также о греческих небожителях, их безрассудных пирах, приключениях, шумных ссорах и примирениях.

Солнце медленно опускалось в воды моря, делая его волны спокойными и умиротворёнными. Но душа Руставели ныла тоской и болью, а разлука с той, что подобно всесильному божеству владела его разумом и телом, становилась всё более невыносимой…