Тиша ничего не должна знать об этом. Так наказало кошачье божество: «Достаточно того, что драгнилы знают о своих людях-инверсиях, и в случае угрозы равновесию между мирами могут взять ситуацию под контроль».

Будучи слившимся с кошачьим божеством внутри Нэйта и глядя на девушку — «своего человека» — как называет семейство кошачьих этих «слуг», драгнил кое-что вспомнил.

Теперь он знал, что Тиша-человек не так проста, и жизнь ее нетерпимо поколебила. Ее мать, бывшая Сладкая Жрица, ныне упокоившаяся вместе с королем в мире КЗД.

Страшная женщина. Она пыталась почти насильно выдать дочь замуж за своего почти ровесника. Но Тиша поступила по-своему и переспала с демоном Илей. Тот появился в нужное время в нужном месте. Он был первым встречным, с которым она потеряла девственность.

Тиша была в отчаянии. Ей очень хотелось сорвать мамины планы — ведь она знала: как только скажет ей о потере невинности, ее протеже откажется от женитьбы. Ведь условием для брака по расчету было именно таким — невинность и чистота вкупе с ее умопомрачительной внешностью.

Проверив Тишу у гинеколога, мать разозлилась. Да что там, пришла в бешенство и записала дочь на операцию по восстановлению целостности плевры. Но… Иля пришел вновь.

Алену было больно узнавать обо всем этом от кошачьего божества. Но, как оказалось, мир людей жесток по-своему. И у Тиши не было выбора.

Когда Тиша второй раз пошла наперекор матери — та собрала вещи и уехала к этому мужчине на виллу. Дала ей время все обдумать. Ровно месяц. Месяц матери Тиши не было в Нью-Йорке. И это значило, что она вернется. Не одна. Снова с ним.

— Тиша, — позвал Ален, нарушив воцарившееся на минуту молчание — насчет матери… Не поддавайся ей больше. Это твоя жизнь. Живи и поступай так, как считаешь правильным. Во всяком случае теперь ты знаешь, что у тебя есть я.

До того задумчивые, сейчас серые глаза напротив в удивлении округлились, а по щекам стремительно побежали слезы — настолько ранит ее эта тема.

Захотелось уткнуться мордочкой к ее лицу и успокоить — что Ален и сделал, поддавшись новому для себя, и еще не обузданному, кошачьему инстинкту. Он сам не понял, как оказался близко, касаясь своим носом ее, замерев и не дыша:

— Прекрати. Если не перестанешь плакать, мне захочется тебя лизнуть, — он ни в коем случае не хотел говорить это, но все виной кошачий инстинкт.

Ален с нежностью взглянул в глаза, наконец вспомнив, что нужно дышать.

Тиша выдохнула с присвистом и зачем-то до боли прикусила свою нижнюю губу.

— Не плачь, — снова попросил Ален, и не выдерживая порыва кошачьего инстинкта, прижался к ее рту своим, раздвинул губы языком, попробовал на вкус кровь и слезы — простонал в сожалении и одновременном убаюкивании, прижал ладонь к ее затылку, запустил пальцы в волосы.

Когда Ален отстранился от Тиши, увидел, каким пунцовым стало ее лицо.

— Мы с тобой больше близки, чем ты думаешь, — нежно глядя в глаза, он провел ладонью по ее лицу. — Ты можешь говорить со мной на любую тему. Отныне, между нами нет границ.

— Это, это как? — столько мыслей завертелось в ее голове, от которых стало стыдно. Мужчина напротив улыбнулся. И эта улыбка показалась ей блаженной.

Она вдруг поняла, что все мысли, рождающиеся в ее голове, он не только слышит, но и видит. Этот черный котяра был везде и всюду, даже сложилось ощущение, что она сама была им, а он — ею.

Сейчас Ален ментально переслал воспоминания кошачьего божества об Иле, представив его как демоническую сущность во всей красе.

Тиша смогла увидеть своего «друга» и дважды любовника настоящим. Подобно спруту, он тянул к ней свои мерзкие сгустки-щупальца, окутывал собой ее всю, наслаждался сладким для него телом, оставлял свой демонический след клетка за клеткой, чтобы потом преследовать ее везде и всюду. Во всех ее инверсиях. Как самый настоящий паразит.