– А как с вами по-другому! У-у-у! – блажил буйный ребенок, делая попытки прорваться мимо меня в пампасы. – И кучер услышал, что я дурак! Шапки на меня должен лорд надевать! Как на младенца! Только и умею, что косички вам вяза-а-ать! И платья штопать! И меча нет! Леди из-под подола никуда не пуска-а-ает! Даже великанов из-под юбки показывает!

Пришлось просто падать на брыкучую мелочь сверху, прижимать к дивану и выдирать вино из его лап. Дожили, блин…

– Что здесь происходит?! – Голос мужа раздался в тот момент, когда Патрик, вереща особенно громко и противно, попытался отпихнуть меня коленями, но вместо этого лишь вяло дернулся и распластался по дивану раздавленным жучком.

– Ой, леди пажа насилует… и ищет девственность… а у меня нету… – пискнул он и отрубился.

– Ничего страшного, это не смертельно. – Господин Торстен бережно придержал голову моего несчастного пажа над медным тазом, в который Патрика выворачивало уже минут пять. – Вот сейчас организм заодно почистим. Это, между прочим, очень полезная процедура. Пусть и неприятная. А если вы потом еще и накормите ребенка своим чудесным супом…

Мальчишка только жалобно застонал, а я в который раз удивилась тому, что на этот стон дернулся вовсе не доктор, а Яролир. Дело в том, что во владения лекаря мальчишку на руках и бегом притащил не кто иной, как сам герцог Оверхольм.

Надо отдать ему должное: тогда в моей комнате обстановку муж оценил мгновенно и сделал правильные выводы. В частности, ни на секунду не повелся на глупую мизансцену и мальчишеский бред про девственность.

– Что он пил? – Короткий вопрос – короткий ответ, графин с подозрительной жидкостью оказался заткнут плотной пробкой и спрятан где-то в недрах мехового плаща мужа. А Патрика Яролир подхватил на руки, одновременно бережно и легко, словно долговязый подросток вообще ничего не весил. Кивнул – за мной! И какими-то боковыми переходами, не выводя нас на толпу незваных гостей, устремился в покои господина Торстена.

– Получается, вино отравлено? – взволнованно спросила я, все еще с тревогой посматривая на своего названого брата и незаметно стараясь погладить его по плечу.

– Не совсем, леди. Вернее, оно вовсе не отравлено. Просто это достаточно редкий вид травяной настойки, которую надо разбавлять водой один к пяти. Она концентрированная. Причем на вкус это очень трудно определить – пьется мягко, словно компот или детская шипучка, – пояснил лекарь и аккуратно нажал на какие-то точки в основании шеи Патрика.

Того в очередной раз вывернуло в таз, а господин Торстен как ни в чем не бывало продолжил объяснения:

– Что интересно, в большой дозе настойка довольно своеобразно действует на некоторых людей. У тех, кто покрепче и привык пить, реакция одна: ноги заплетаются, глаза слипаются. А вот ум почти трезв. Но для недорослей или для юных дам… – тут старик вздохнул и посмотрел сначала на меня, потом на Патрика и потом почему-то особо пристально на лорда, – все иначе. Неокрепшие и неопытные часто впадают в буйство, веселятся или ругаются, несут всякую чушь, могут навредить себе и окружающим. Впрочем, это же все можно сказать и о простом алкоголе. Но обычным вином так просто с пары глотков не напиться.

– Понятно. – Я поджала губы. Действительно, что ж тут сложного? Выпила бы винца как компотика, не заметив подвоха, да как пошла куролесить по дому на глазах у гостей. И если через пару дней после такого выступления меня нашли бы разбившейся всмятку под какой-нибудь башенкой, вообще никто бы не усомнился, что я сама оттуда прыгнула. Мало того, что южанка и чокнутая, так еще и буйная алкоголичка. Туда ей и дорога.