– Спасибо. Учту.

Когда мы вернулись обратно, я посмотрела на руки Евгения Донатовича: он нежно толкнул болванчик, стоящий возле экрана.

– Что это? Профессиональный ритуал?

Голова павиана затряслась, вызывая непроизвольную улыбку у нас двоих.

– Отчасти. Это Хапи, бог бальзамирования у египтян. Кто-то из коллег принес. С тех пор каждый раз после вскрытия он «танцует», – мужчина рассмеялся. – Сбрасываем напряжение. В нашей работе это необходимо.

– Пожалуй, – согласилась я. – Но вы не похожи на суеверного человека.

– Нет, конечно, я – убежденный материалист. Но человеку необходимо индивидуальное мифотворчество, чтобы не сойти с ума. В этом плане мы все язычники. Вот вы, Татьяна Александровна, как примиряетесь с реальностью? – Он снова хитро посмотрел на меня.

– Не знаю, – растерялась я. – Бросаю кости.

– Неплохо, – одобрил Евгений Донатович. – И что, сбывается?

– Почти всегда. Понятия не имею, как это работает, если честно. Я тоже не поклонница метафизики.

– А никакой метафизики и нет, – заявил он. – Просто ваша психика делает эти результаты верными. Только вы решаете, что скрывается за предсказанием.

Пока я выясняла детали, на улице поднялся ветер, бросая в лица прохожих колючий снег. Я подумала с тоской, что еще два часа – и извечную зимнюю тарасовскую серость накроют спасительные сумерки. Зажжется иллюминация, и жить станет немножечко легче. Я колебалась всего секунду, раздумывая, насколько уместным будет явиться домой к Асе со свежими пирогами. Решив, что уж если не она, так хотя бы Алевтина Ивановна на один вечер будет избавлена от бытовых бдений, я отправилась в пекарню.

Район, где жили Ася с мамой, в Тарасове называли вторым центром. Крупнопанельные пятиэтажки строили в конце шестидесятых, и теперь эти маленькие дворики, огороженные плотной стеной из тополей и вязов, устало ждали своей последней пятилетки. Расселять старые дома, как и проводить капитальный ремонт, городские власти не спешили.

Дверь мне открыла Алевтина Ивановна. В маленькой прихожей, кроме металлической вешалки, забитой верхней одеждой сразу всех сезонов, стояла тумбочка на высоких ножках и стационарный телефон на ней. Заметив мою улыбку, Алевтина Ивановна поспешила объяснить:

– У меня пожилые родители, и пользоваться мобильным телефоном для них тяжело. Поэтому созваниваемся по старинке. Кирилл очень любил этот аппарат. Он ведь совсем старый, еще с диском.

– Я приготовила вещи, – из комнаты вышла Ася. – Только вы не забирайте, пожалуйста, все, оставьте мне тоже немного.

– Я ничего и не планирую забирать. Вот, это вам, – я протянула матери кулек с выпечкой.

В комнате меня уже ждали вещи Кирилла. Он и Ася почти не расставались весь последний год. К лету должны были стать бакалаврами и пробовать свои силы в магистратуре, в Москве. Что делать теперь, девушка совершенно не представляла. В растерянности пребывала и ее мать.

– Кирилл был из обеспеченной семьи, но совсем не избалованный, – начала Алевтина Ивановна. – И в быту все умел делать. Они с Асей жили в ее комнате, и я никогда не слышала от него грубого слова. Он был очень интеллигентный мальчик. Однажды я слегла с бронхитом и за мной Ася ухаживала, так он, представляете, – женщина всхлипнула, – все хозяйство на себя взял. Готовил, убирал, ходил за лекарствами, развлекал нас.

– Тут его учебники и конспекты, – начала перечислять девушка. – Личные записи. А вот это, – она протянула мне флешку, – мы снимали этим летом, когда отдыхали с друзьями. Почти все были на вечеринке в новогоднюю ночь.