– Да, о Великий – проскулил старый шурд.
– Позвать ко мне старейшину Гихарра!
– Старейшину Гихарра, повелитель? Но о нем нет известий с тех пор, как он возглавил войско и ушел на штурм человеческого поселения. К поселению, что защищено высокой каменной стеной… он еще не вернулся… но, несомненно, вскоре он падет пред вами ниц и объявит о еще одной сокрушительной победе, состоявшейся только по вашей воле…
– Замолкни! Тогда зови старейшину Туффисса! Сейчас! И того, кто возглавлял отряд разведчиков, обнаруживших пропажу саркофага.
– Слушаюсь, Великий. Позвать старейшину Туффисса – пробормотал Гукху, с облегчением чувствуя, как сжавшиеся на его руке мокрые пальцы ослабляют хватку – Отряд разведчиков возглавлял младший военный вождь Дисса Беспалый. Он еще не вернулся. Вести доставили пять воинов, что он отослал сюда. А сам Дисса…
– Что? Где он? – прошипел Нерожденный, и на этот раз, в его голосе слышалась нетерпеливая ярость.
Содрогнувшись тщедушным телом, старый Гукху едва слышно прошептал:
– Дисса отправился по следу святотатцев, дабы жестоко покарать их и вернуть саркофаг Отца. Он поклялся, что ни один из осмелившихся нарушить священный покой Тариса Великого не останется в живых… Под его рукой шурды и несколько пауков, повелитель.
Нерожденный издал протяжный хрип, связанная с ним старая гоблинша задергалась всем костлявым телом, и Гукху едва успел удержать ее от падения с узкой лавки.
– Старейшину Туффисса сюда! – проревел Нерожденный, и прислужник увидел, как над парящей водой поднимается что-то темное и бесформенное с ярко пылающими глазами – Немедленно! Беги, Гукху, беги жалкий старик! Беги, пока я не освежевал тебя живьем и не сожрал твою душу! Беги!
И Гукху побежал – дряхлый шурд сломя голову несся по узкому подземному коридору, падая через каждые пять шагов, но вновь и вновь поднимаясь на дрожащие старческие ноги, а за его спиной гремел голос великого шамана:
– Беги Гукху, беги старик! Бе-ги-и!
Глава вторая. Путешествие продолжается
Еще одной радостной новостью оказалось то, что я испытываю чувство голода. И это еще больше уверило меня, что в моем промороженном стужей теле теплится настоящая жизнь, а не одна лишь ее видимость.
За незаметно пролетевшие в пути восемь дней я принял пищу два раза. С хрустом разжеванный кусок вяленого мяса и пара пригоршней снега – ровно такое количество еды я съедал за один раз. После чего, чувство голода затихало и медленно просыпалось только дня через три. Судя по ощущениям, находись я в покое, то испытал бы нужду в пище только дней через десять, если не позже.
Ниргалам пища требовалась гораздо чаще – как минимум два раза в день. Усугубляло проблему то, что они могут есть лишь жидкую пищу, свободно проходящую через трубку. В условиях похода нормальной еды не было, но немые воины оказались весьма неприхотливы и с удовольствием поглощали еще горячую кровь. Олени, волки, зайцы – им годилось все. Но я очень сомневался, что столь однообразная диета может обеспечить им все потребности тел, вынужденных таскать тяжеленые доспехи и выдерживать заданный мною темп передвижения – останавливались мы с наступлением ночной темноты и вновь продолжали путь, как только начинал брезжить тусклый зимний рассвет. Усталости и потребности во сне я почти не чувствовал. Окажись я один, мог бы шагать дни напролет. И надо сказать, меня это несколько пугало.
Охотились ниргалы на ходу – если надругательство над настоящим искусством выслеживания добычи можно назвать охотой. Стоило в поле зрения появиться неосторожному зверю, как туда тут же летел пущенный метким стрелком арбалетный болт. Если попадался олень, то мы ненадолго задерживались, пока ниргалы поочередно припадали к воткнутой в шею благородного зверя трубке и высасывали кровь из еще живого животного. Если на выстрел напарывался тощий волк, то не требовалось сбавлять шага – легко подняв зверя на руки, один из ниргалов насыщался на ходу. Когда последняя капля крови покидала тело волка, мертвую тушу просто отбрасывали в сторону на поживу воронью.