– Насимов, кошки тебя драли, освобождай эфир! Слышал меня? Прием.

– Так точно. Простите, командир. – Насимов вроде бы сумел сконцентрироваться. – Отсчет идет, хотя я снова разомкнул цепь. Теперь остается пять вариантов. Думаю, надо резать красный. Прием.

– Индикаторы заработали? – спросил Тол.

– Так точно. Две точки по центру.

– Отлично! То, что надо. Режь зеленый.

– Зеленый? – В голосе Насимова прозвучало удивление, смешанное с ужасом. – Но ведь к телефону идут красный и синий.

– Спасибо, что напомнил. Зеленый, я сказал! Действуй. Время на исходе.

– Да зеленый только болт держит, – пытался вразумить командира Насимов.

– Начинаю отсчет. Пять, четыре… Нож приготовил.

– Командир, вы уверены, что не красный? Индикатор, который от него запитан, мигает быстрее. – Насимов предпринял последнюю попытку настоять на своем.

– Красный не трогать! – снова рявкнул Тол. – Давай уже, Насимов, решайся!

На экране телефона быстро сменялись цифры. Руки Насимова заходили ходуном. Почему зеленый? С какого перепугу? Может, он что-то неверно передал? Или командир плохо расслышал? Эфирные помехи и все такое?

Лезвие ножа подцепило ядовито-зеленую оплетку. Рука пошла вверх, взгляд замер на изменяющихся цифрах. Пятнадцать секунд. Двенадцать, десять…

«А что потом? Конец моей молодой жизни? Кишки на потолок, ноги-руки по четырем сторонам света? И все из-за того, что кто-то сделал неправильный выбор. А если рискнуть? Вдруг прав именно я? Время утекает».

Лезвие ушло в сторону, поднырнуло под красную оплетку.

«Прямо как в кино», – успел подумать Насимов и влажной от пота рукой перерезал красный провод.

Какое-то время не происходило ничего, потом в эфире прозвучал раздраженный голос Тола:

– Стоп! Врубайте свет! Поздравляю, вы снова завалили операцию.

Эту фразу услышали все. Саперы у электрической подстанции, водители «Тигров» и их напарники, наемники в черном, члены штурмовой группы в камуфляже.

С минуту ничего не происходило. Видимо, участники операции отказывались поверить в провал. Затем фары четырех осветительных установок вспыхнули, озарили площадку, к которой со всех сторон потянулись унылые фигуры.

Командир штурмовой группы стянул с плеча автомат, бросил на снег, прислонился к ближайшей свае и наблюдал за приближением начальника саперов.

Тол двигался быстро, размашистыми шагами отмерял метры и громко ругался на ходу:

– Идиоты! И как только я подписался на эту хрень?! Чтоб я еще хоть раз согласился учить молокососов! Никогда!

– Хорош народ взвинчивать, Тол, – сказал ему командир штурмовой группы, как только они поравнялись. – Ты просто не привык к этому.

– И не собираюсь привыкать, – гневно заявил Тол. – Все, я умываю руки. Идея сделать из меня школьного учителя изначально была провальной.

– Можно подумать, ты родился сапером. Тебя никогда ничему не учили, – съязвил командир. – Постарайся быть объективным. Мои парни только-только вылезают из пеленок. Дай им шанс. Как говорится, будь добрее, и люди к тебе потянутся.

– Разумеется, и у меня были учителя. Прежде всего они научили меня беспрекословно выполнять приказы командира, а не заниматься самодеятельностью, не подвергать риску жизнь мирных граждан. – Тол не желал быть добрым и объективным. – Советую и тебе поступить так же. Объясни своим молокососам, что такое приказ. А насчет объективности спроси у заложников, которых твой боец отправил на тот свет. Задай им этот вопрос восемьдесят пять раз. Посмотрим, что они тебе ответят. Захотят ли быть добрыми и объективными к своему убийце!

Командиру штурмовой группы крыть все это было нечем. Что тут скажешь? Итог учений говорил сам за себя. Террористы добились своего, а его ребята облажались. В этом отчасти была и его вина.