Я прикрыл глаза, борясь с дурнотой.

– Привет, Эд! – за мой стол кто-то сел. Я сразу узнал этот голос из прошлого. Из тех времен, когда жизнь имела смысл.

– Привет. Сегодня слишком много людей.

Ему тяжелее всех пришлось. Он не мог просто сидеть и ждать. Ему обязательно нужно было что-то предпринимать, где-то крутиться. Паренек к восемнадцати годам прошел страшную школу жизни, но, удивительно, так и не набрался опыта выбирать путь осторожнее. Его все тянуло познакомиться с какой-нибудь новой гадостью. Я открыл глаза и посмотрел на Фарри.

Он сидел напротив, смотря на меня с какой-то смесью злости, воодушевления и брезгливости.

– Тебе что-то не нравится, Фарри?

– Я рассказывал тебе о Шарренвейме?

Фарри посмотрел по сторонам на темные деловито напивающиеся фигуры.

– Даже там этот кабак…

– Напивальня, – поправил его я. – Кабак – это слишком возвышено.

– Пусть так. Так вот даже в кварталах, где властвовал Воровской Закон, столь угрюмых заведений не было!

– Ты пришел сюда рассказать мне об этом? – я посмотрел поверх его плеча в дверной проем.

У выхода из напивальни стоял вооруженный мужчина в перевязанной ремнем алой рубахе. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и старательно демонстрировал свое презрение ко всем находящимся в благостном заведении. Неприкасаемый по прозвищу Буран в принципе не любил людей, и я не мог понять, почему он всюду таскался за Фаррианом ан Лавани, бывшим воришкой, бывшим рабом, бывшим моим другом…

– Нет, Эд, не ради этого. Как у тебя дела?

Я развел руками, не глядя в глаза приятеля. Когда Фарри, учредитель «Офаррительных лотерей», спускался к простым смертным с верхних палуб, мне тяжело давались наши разговоры. Слова падали в вонючий воздух, беседы неохотно волоклись по грязным переулкам. А я пытался понять, кого во мне больше – слабака или предателя.

Мне не хотелось общаться с ним. Потому что только сильные духом люди способны держать неподалеку кого-то, напоминающего о чем-то дрянном в прошлом. А такие, как я, предпочитают забыть о мерзких моментах. Лучше всего это выходит, когда избавишься от любых ассоциаций.

Например, от друзей.

– Чего тебе надо, Фарри? Я очень устал за сегодня. Ветрюга знатный в Пустыне, продувает даже сквозь броню.

– Я давно не заглядывал. В последний раз сам помнишь…

– Ты поэтому Бурана привел? Боишься с бедолагами из мануфактуры ссориться?

– Злой ты какой стал, Эд. Прекрати, – поморщился Фарри. – Это же все дела лотереи. Когда у тебя появляются деньги – то сразу же являются и те, кто тебя из-за них ненавидит.

Я демонстративно криво ухмыльнулся, хотя отчего-то вновь почувствовал себя скверно. Может, увидел себя глазами друга? Жалкого паренька, застрявшего в темном, пропахшем дешевой шаркункой заведении. Потерявшегося.

– Эд, – сказал Фарри. – Мы можем поговорить где-нибудь в месте потише и поспокойнее?

– О чем?

– Льдинки-ботинки, о том, о чем не стоит разговаривать вот в таких дырах, Эд! Пошли, выйдем на минутку, я много времени не отниму. Это важно.

Я отхлебнул едкий напиток, поморщился, удержав слезы. В ушах хорошо шумело, виски постукивали, идея не казалась мне дурацкой. Все же мы когда-то дружили. Когда-то вместе тащили никому не нужный древний артефакт. Сквозь снега и смерть.

Мы много прошли вместе. И оказавшись у последней черты, оказавшись у места наших стремлений, выяснили, что сделали это зря. Что все жертвы были напрасны. Загадочный компас Черного Капитана оказался никому не нужен. Он пропал где-то в недрах Тайного Двора, где-то в глубине советов Содружества.