— Белла, как ты себя чувствуешь? — не ответил на мой вопрос Давенпорт. Выглядел он непривычно эмоциональным. В темных глазах застыла тревога и что-то еще, какое-то чувство, похожее на жалость. — Тебе плохо? Что-то болит?

Я впилась ногтями в подлокотники кресла. Если опекун слышал, как меня тошнило, то наверняка понял, что я сделала. Или нет?

— Белла, не молчи, — в голосе Давенпорта послышались отголоски волнения, и я решилась.

Тут уж или пан, или пропал.

— Это все микстура, — произнесла умирающим голосом. — Я вспомнила, мне всегда после нее очень плохо. Вот и сегодня… Тер Келд дал мне целый стакан, я выпила, а потом...

Я не договорила, страдальчески поморщившись и с трудом выдавив пару слезинок. Только бы Давенпорт поверил!

— Проклятье! — сквозь зубы выругался опекун, разом растеряв всю свою былую невозмутимость. — Почему ты раньше молчала?

— Я не хотела никого огорчать. Вы так настаивали… И тер Келд… Я его боюсь. Он такой… Такой...

Я не договорила и тихо всхлипнула.

— К ресу все! — неожиданно резко выругался опекун. Он присел на корточки, и его лицо оказалось вровень с моим. В карих глазах плескалось так много эмоций, что я опешила. Куда делся былой Давенпорт? Откуда взялся этот незнакомец? И почему рука, которой он сжал мою ладонь, такая горячая?

— Все, Белла, успокойся, — негромко сказал Давенпорт. — Не плачь, ты больше не будешь принимать это лекарство. И Келда я уволю. Ну же, перестань.

Опекун достал из кармана белоснежный платок и протянул его мне.

— Вытри слезы.

Во взгляде Давенпорта плескалась вина, и меня это так поразило, что я машинально взяла платок, приложила его к глазам и промокнула влажные ресницы. Надо же. С чего вдруг опекун так всполошился?

— Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Тошнота прошла? — не отставал Давенпорт, не сводя с меня встревоженного взгляда. — Может, вызвать доктора Штерна?

— Не нужно, — тихо произнесла в ответ, пытаясь понять, что случилось с замороженным обычно лордом.

— Хочешь прилечь? — не отставал тот, и я впервые задумалась о том, почему Давенпорт не придерживается правил этикета.

Ладно, мне, современной девушке, плевать на приличия, но ведь для Беллы присутствие в спальне постороннего мужчины должно было бы выглядеть странно? Даже невозможно. Или я чего-то не знаю о местных нравах? Может, опекун здесь заменяет отца, и ему позволено многое из того, что для остальных считается недопустимым?

— Белла, не молчи, — напряженно произнес Давенпорт, продолжая смотреть на меня встревоженно и напряженно.

— Мне уже лучше, — вздохнула в ответ и взглянула в непривычно близкие и совсем не холодные глаза. — Не волнуйтесь.

Не знаю, что на меня нашло, но я протянула руку и коснулась плеча опекуна, пытаясь его успокоить.

— Со мной правда все хорошо.

Давенпорт замер на секунду, потом подался вперед, всматриваясь в мое лицо так, будто пытался там что-то отыскать, но, видимо, не нашел, и разом заледенел, отстранился, и быстро отошел к окну. Мне даже показалось, что он попросту сбежал. Неужели ему так неприятны мои прикосновения? Или дело в чем-то другом?

Мне стало не по себе. И захотелось укутаться в шаль, укрыться от холода, наполнившего комнату, но я только сильнее вцепилась в подлокотники кресла, и распрямила плечи.

— Что ж, я рад, — после короткой паузы сказал опекун, и надолго замолчал.

Я тоже молчала, не в силах преодолеть проскользнувшее между нами отчуждение. Оно все ширилось, заполняя, казалось, все свободное пространство комнаты, росло, проникало в сердце, и это неожиданно выбило меня из колеи. Казалось бы, какая разница, что думает или чувствует Давенпорт? Вот только то живое участие, которое плескалось в темных глазах совсем недавно, задело что-то в душе, заставило поверить, что хоть кому-то в этом мире я небезразлична, и внезапное возвращение прежнего опекуна оказалось болезненным.