Руки были человеческими. Легкий загар, длинные пальцы.
Знакомая форма.
Эмма затаила дыхание. Она просто не могла дышать. Джулиан, казалось, решил, что ему все это снится. Лицо Артура выражало лишь недоумение.
– Опусти капюшон, мальчик мой, – велел Иарлаф. – Покажи всем свое лицо.
Знакомые руки чуть напряглись и опустили капюшон. Затем расстегнули застежку плаща и сбросили его с плеч, как будто ткань мешала движениям. Эмма увидела гибкое, стройное тело, светлые волосы, тонкие руки. Плащ соскользнул на пол и растекся по нему темной лужей.
На ангельской руне, тяжело дыша, стоял юноша. На вид ему было не больше семнадцати. Его светлые волосы струились волнами, как виноградные лозы, переплетались с тонкими ветками и листьями и спускались до плеч. Его глаза отражали жуткую двойственность Дикой Охоты: один – золотой, а другой – синий, как у всех Блэкторнов. Ноги его были босы и черны от грязи, одежда потерта и изодрана.
У Эммы закружилась голова. Ее окатило волной сильнейших чувств, в которой ужас смешался с облегчением и восхищением. Джулиан замер, словно по его телу пропустили электрический ток. Он сжал зубы, на щеке его задергалась мышца. Он не смог раскрыть рта – заговорил Артур, который приподнялся с кресла и тонким, неуверенным голосом произнес:
– Марк?
Глаза Марка округлились от смущения. Он открыл было рот, чтобы ответить, но Иарлаф опередил его.
– Марк Блэкторн из Дикой Охоты, – бросил он. – Не говори, пока я не позволю.
Марк сжал губы. Его лицо было спокойно.
– А ты, – промолвил Кьеран, вскинув руку, как только Джулиан сделал шаг вперед, – стой, где стоишь.
– Что вы с ним сделали? – Глаза Джулиана сверкали. – Что вы сделали с моим братом?
– Марк принадлежит Дикой Охоте, – объяснил Иарлаф. – Если мы решим вернуть его вам, то только под нашу ответственность.
Артур снова опустился в кресло. Он непонимающе моргал и переводил взгляд с Марка на предводителя фэйри. Его лицо стало землистого цвета.
– Мертвые воскресают, а пропавшие возвращаются, – пробормотал он. – Да взовьются над башнями синие флаги…
Кьеран недоуменно посмотрел на него.
– Почему он так говорит? – спросил он.
Джулиан посмотрел сначала на Артура, затем на Марка и, в конце концов, на остальных фэйри.
– Он испытал сильнейшее потрясение, – объяснил он. – После войны его здоровье пошатнулось.
– Это строка из старинной баллады Сумеречных охотников, – сказала Эмма. – Странно, что вы этого не знаете.
– В балладах много правды, – заметил Иарлаф, и в его голосе послышалась насмешка, но весьма печальная. Интересно, смеялся он над ними или над самим собой?
Джулиан снова повернулся к Марку и смотрел на него, не скрывая своего удивления и тоски.
– Марк? – сказал он.
Но Марк лишь отвел глаза.
Джулиана словно пронзили эльфийскими стрелами – жутким оружием Волшебного народа, которое проникало под кожу и испускало смертельный яд. Всю злобу, которую Эмма затаила на него из-за их разговора накануне, как ветром сдуло. Выражение его лица разрывало ей сердце.
– Марк, – полушепотом повторил он. – Почему? Почему он не говорит со мной?
– Гвин запретил ему говорить, пока мы не заключим сделку, – объяснил Кьеран.
Он холодно взглянул на Марка. Что промелькнуло у него на лице? Ненависть? Зависть? Не презирал ли он Марка за то, что он наполовину человек? Не презирали ли его все фэйри? Как они все эти годы проявляли свою ненависть, пока Марк был всецело в их власти?
Эмма чувствовала, что Джулиан изо всех сил старается сохранять спокойствие, на самом деле отчаянно желая броситься к брату. Она заговорила за него.