– Полагаю, я наотдыхался, – запротестовал было Гидеон, но мисс Айлстоун покачала головой.

– Фредди права, вам лучше поберечься. – Она направилась к двери, но остановилась, положив ладонь на ручку. – Я писала, – тихо сказала она, вновь повернувшись к нему лицом, – и вашему отцу, и вашему брату. Но ни разу не получила ответа.

Гидеон тщательно обдумал эти новые сведения, прежде чем заговорить:

– Ничего не могу сказать за отца, боюсь, он получил ваши письма, но предпочел не отвечать. Но Люсьен не из тех, кто бежит от своих обязанностей. Это просто не в его характере. Наиболее вероятное объяснение – ваши письма до него не дошли. Я вообще сильно сомневаюсь, что он в то время знал о вашем существовании.

Она молча выслушала это, затем кивнула и вышла.

Мисс Блайт дождалась, когда дверь за ней закроется, и заговорила:

– Леди Энгсли спрятала те письма, да?

– Ну, кто-то, очевидно, спрятал, – ответил он после минутного размышления. – С таким же успехом это мог быть мистер Лартвик или кто-то, кого они держали в своих руках. Мы не узнаем, пока не найдем леди Энгсли.

Уиннифред кивнула на манер своей подруги и тоже собралась уходить.

– Мне надо помочь Лилли.

– Одну минутку, Уиннифред. Не возражаете, если я буду называть вас так?

– Я…

– Вот и отлично. – Он оборвал ее просто ради удовольствия понаблюдать, как эти золотистые глаза вспыхнут от гнева. – Почему вы живете в домике садовника, а не в особняке? Дом премилый, без сомнения, но он тесноват для двоих.

Он был прав и в том, и в другом отношении. Каменные стены домика были свежевымыты, а грубый дощатый пол дочиста выскоблен. Веселенькие, пусть и не изысканные, шторы обрамляли четыре маленьких оконца, а кровать, которую он в данный момент занимал, была накрыта покрывалом, искусно вышитым оттенками голубого и зеленого. На полках вдоль дальней стены стояли тарелки и другая кухонная утварь, медикаменты и множество безделушек, которые все без исключения женщины – к недоумению всех без исключения мужчин – так любят собирать и выставлять: маленькие статуэтки, изящные деревянные шкатулочки, раскрашенные вручную, и цветистая чайная чашка, слишком тонкая, чтобы пользоваться ею.

Но однокомнатный домик не предназначался для того, чтоб в нем жили две молодые женщины; он был построен для одинокого мужчины.

Отвечая, Уиннифред склонила голову набок и наблюдала за его лицом.

– Мы обнаружили, что домик легче содержать на ограниченные средства.

Мердок-Хаус не назовешь огромным особняком, хмурясь, подумал Гидеон. Особняк может похвастать не более чем четырьмя спальнями, двумя комнатами для слуг, одной гостиной, столовой и кухней. Средства ее были ограничены, это верно, но вполне достаточны, чтобы держать дом открытым.

– Может, мы и жили бы в особняке, а не в этом домике, – продолжала она, – если б я была мужчиной и, таким образом, была способна постичь важность разумных трат и экономии.

Он вначале заморгал, потом засмеялся.

– Какие странные слова, однако! И не думаю, что вы верите хоть слову из того, что сказали.

Она не ответила, просто продолжала пристально вглядываться в его лицо. В поисках чего, Гидеон не представлял, но его смущало, как эти золотистые глаза смотрят не мигая. Минуту спустя она повернулась и прошла к полкам. Взяла одну из разрисованных шкатулок, вынула из нее что-то похожее на открытое письмо, вернулась и снова встала перед ним. Подбородок ее вздернулся, рот открылся… и вновь закрылся.

Она смяла письмо в кулаке.

– Если это шутка, – наконец сказала она, – то жестокая. И я заставлю вас заплатить за то, что вы обидели Лилли.