– К лекарю? Но это же ерунда, всего лишь…

– И тем не менее. Ожоги болезненны. А вдруг ранка загноится? Вдруг поднимется температура? Вдруг…

Она подняла руку и стащила повязку вниз, открывая маленький покрасневший участок кожи без каких-либо признаков волдыря.

– Мне не требуется лекарь.

Он нахмурился, увидев, что ожог совсем незначительный.

– Пожалуй, нет.

– Даже повязка не обязательна, но Лилли…

– Вы не станете снимать ее. И будете держать чистой. И будете уведомлять нас с Лилли о том, как идет заживление.

Она уронила руку на колени.

– Ох, Бога ради. Не из-за чего…

– Разве вы никогда раньше не разливали чай?

Этот вопрос был встречен прищуриванием глаз, в которых поблескивали искорки юмора.

– Смена темы с вашей стороны не означает согласия с моей.

На его взгляд, так вполне означает.

– Вы бы предпочли продолжать обсуждение своего ожога?

– Нет.

– Тогда расскажите мне об уроке.

Она открыла рот с явным намерением поспорить, но потом покачала головой и перевела взгляд на воду.

– Я разливала и раньше, но сейчас все по-другому. Сейчас в гостиной сидим не только мы с Лилли – там сидит весь Лондон. Такое у меня чувство. И вместо того чтоб заниматься своими делами, они все пристально наблюдают, не разолью ли я, не перелью ли или, наоборот, не долью и не буду ли звенеть посудой. – Она встала, но не отводила глаз от воды. – Это же всего лишь горячая вода и чайные листья. Я не понимаю, почему высший свет должен быть таким… таким…

Она пнула ногой маленький камешек, зашвырнув его в воду.

– Нелепым? – подсказал он. – Строгим? Претенциозным?

Она коротко выдохнула и слабо улыбнулась:

– Да.

– Что ж, постарайтесь помнить, что вы будете не единственным новичком в этом сезоне. Дюжины дебютанток будут делать свои первые шаги в свете.

– А будет кто-нибудь из них ошпаривать своих гостей чаем, как вы думаете?

– Сомневаюсь, – признался он. – Поэтому предоставляйте Лилли исполнять эту почетную обязанность, когда придет время принимать гостей. Существует масса способов выйти из затруднительного положения.

– А если я не смогу вспомнить, как правильно обращаться к лорду, когда меня будут представлять?

– Начните чихать.

Она оторвала глаза от речки и глуповато заморгала.

– Что-что?

– Притворитесь, что у вас аллергия на кошек, цветы или что-нибудь еще, что окажется поблизости, и отговоритесь приступом чиханья.

Она издала какой-то сдавленный звук, который мог быть смехом, но с таким же успехом и выражением удивления и неверия.

– Вы шутите?

– Ничуть. Вам придется как следует посокрушаться, разумеется, и убедительно изобразить страдания. Ваша основная задача – добиться сочувствия к своему положению.

На сей раз это определенно был смех.

– Не уверена, что смогу убедительно изобразить приступ чихания.

– Должно же быть что-то, в чем вы хороши, Уиннифред. Сосредоточьтесь на своих сильных сторонах. Вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?

– Боюсь, нет.

– Акварель, наброски?

– Нет.

– А петь умеете?

– Не слишком хорошо.

– Французский знаете?

Один уголок ее рта приподнялся кверху.

– Немножко.

Она откашлялась и стала перечислять список французских ругательств, настолько цветистых, настолько непристойных, что среди них даже нашлось одно-два, которых он никогда раньше не слышал.

Он с минуту таращился на нее, разинув рот.

– Да, положение дел действительно весьма печальное, когда юная леди может превзойти в сквернословии морского капитана. Или, может, просто курьезное. Я еще не решил. Где, скажите на милость, вы этому научились?

– Там и сям. – В ее улыбке отражались гордость и озорная радость от того, что она изумила его.