- Ничего, амулет возьмете, и ладно будет, - решил советник, амулет и выдавший. – Как оно вам? Не мешает?

- Слабое поле я вовсе не ощущаю, - признался Демьян, который, чего греха таить, не удержался, полез эксперименту ставить, пусть и с простыми, слабенькими амулетами, коих в любой приличной квартире дюжина сыщется. – Если ненаправленное. Направленное хуже, но… терпимо.

Целительские, выданные Марком Львовичем, воспринимались особенно неприятно. Ледяные. Колючие. И главное, цепкие донельзя. Сила, в них укрытая, так и норовила впиться в тело, расползтись, да и после долго еще мучила этакими льдинками, которые все не желали таять.

Правда, после становилось легче, но все же само…

- От и ладно. От и замечательно, - Никонов ответу обрадовался, а уж амулетов принес целую шкатулку, этакую, из меди и серебра сплетенную, о семи печатях и замочке прехитром, на крови заговоренном. – Заодно и защитой озаботиться стоит… на всякий случай, так сказать. Да и вовсе негоже человеку вашего статуса путешествовать без всякого рода полезных мелочей.

Мелочей в шкатулке нашлось изрядно. В другой раз Демьян, может, и обрадовался бы этакому богатству, которое нашлось бы куда применить, а теперь же испытал лишь самому ему непонятное раздражение.

С чего бы, спрашивается?

- Вы пока осваивайтесь, - велел советник, оставив шкатулку. – Привыкайте.

К телу Демьян привыкал долго.

К имени…

Его вовсе решили не менять.

- Ни к чему, - Никонов полюбил захаживать вечерами, проверяя, как идет процесс перевоплощения. – У вас, уж простите, нет того опыта, который позволит носить чужое имя, как собственное. Замешкаетесь где ненароком, не отзоветесь, возбудите подозрения ненужные… и мало ли, у кого? А имя у вас распространенное. С отчеством сложнее, но вот… тоже не сказать, чтобы слишком уж редкое. Фамилию же сменим. Шипшиным походите.

Документы выправили быстро.

И паспорт, и регистрационная карточка выглядели настоящими. Впрочем, верно, ими и являлись. Весьма потрепанными, сдобренными парой заломов и жирными пятнами, которые имеют обыкновение возникать на любых бумагах.

- Будете у нас военным в отставке… подполковником, скажем так. Служили ведь?

- Собирался, но не сложилось, - ответил Демьян и сдержался, чтобы не поморщиться. Собственный голос звучал чересчур уж тонко, визгливо даже. Это раздражало неимоверно. Все-то, признаться, раздражало. Колючий волос, который и завиваться вдруг начал.

Шея чересчур уж длинная.

Отражение в зеркале. И главное, собственная невозможность что-либо изменить.

- Ничего, жандармы – тоже люди служилые. Считайте, даже почти врать не придется. А в таком деле чем меньше врешь, тем оно лучше… мы выезжаем завтра. Вас сегодня препроводят на другую квартиру, которую вы, чтоб вы знали, снимаете уже год как, просто бываете на ней редко. Дела семейные требуют присутствия.

…ему оставили папку с новой жизнью, которую предстояло выучить, и пусть сама она не особо отличалась от собственной жизни Демьяна, но вызывала внутри глухое отторжение.

Он ведь…

Не тот. Не такой, как в зеркале.

…и ныне, поймав отражение, - в вагоне первого класса зеркал было едва ли не больше, чем пассажиров – все ж не выдержал, скривился. А после покосился на женщину, что оказалась рядом. Видит ли? А если видит, то что подумает?

Впрочем, Демьян тотчас себя одернул. Какое, собственно, ему дело до нее вот и мыслей ее? И прочих людей? Нет, Никонов велел вести себя обыкновенно.

- Гуляйте. Кушайте мороженое. В синему загляните. Может, встретите кого… не знаю, как ваш Марк Львович, а вот мой целитель утверждает, что нет ничего более полезного для мужского здоровья, чем курортный роман.