- Нюся, - выдохнула Ефимия Гавриловна, платочком смахивая то ли слезу, то ли пылинку со щеки. – Что ты такое говоришь?

- Правду, - Нюся задрала голову. – Против правды не попрешь. Пришел конец вековому угнетательству…

- Вы из суфражисток будете? – поинтересовался Демьян Еремеевич, повернувшись таки к Нюсе. Он разглядывал ее с немалым интересом, будто только-только заметил. – Или сразу из революционерок?

- А что? – произнесла Нюся с немалым вызовом.

- Ничего. Интересно просто.

- Чего интересно? – светлые бровки слегка нахмурились. – Или думаете, что женщина только и должна, что борщи варить и дома сидеть? Для того кухарки имеются.

- Не у всех.

- Это все нянька… избаловала ее, - Ефимия Гавриловна сняла-таки шляпку и пригладила светлые, сдобренные серебряной паутиной седины, волосы. – Все-то дозволяла, а я только и думала, что, коль дитё счастливо, то так оно и надо… и дела постоянного внимания требовали. Ныне-то управляющие работают, но за ними тоже глаз да глаз. Чуть почуют слабину, мигом в конец разворуются…

- Просто вы, маменька, с людями работать не умеете, - сказала Нюся с упреком. – К людям подход нужен, а не это ваше сплошное угнетательство.

- Кого я угнетаю? – искренне возмутилась Ефимия Гавриловна.

- Всех! Меня так точно.

- Когда?

- Когда замуж выпихнуть пытались за этого вашего…

- Фрол Аксютович – достойный господин, миллионщик, у него и тут лавки, и в Москве имеются. И другая бы за такого жениха обеими руками уцепилась, а эта… горе ты мое, наказание Господне, - Ефимия Гавриловна размашисто перекрестилась.

- Он старый…

- Всего-то тридцать три…

- И толстый!

- Степенный! – возразила Ефимия Гавриловна. – И тебя бы баловал. Уж как бы баловал… были бы у тебя и бусики жемчужные, и кружева, и платья всякие. Глядишь, ласково держалась бы, и кабару твою открыл бы. Или дом модный.

- Я и без него справлюсь, - отмахнулась Нюся, закрывая вопрос с несостоявшимся замужеством. – Вот вернемся, ты мне одну лавку дашь и увидишь… я все придумала!

Разговор этот становился донельзя утомителен, и Василиса, допив остывший чай, отставила стакан. Она прикрыла глаза, надеясь впасть в полудрему, но тоненький Нюсин голосок изрядно мешал.

- Если хотите, - неожиданно произнес Демьян Еремеевич, очень тихо, так, что услышала одна лишь Василиса, - я полог поставлю. Отдохнете.

- Не стоит… - Василиса смутилась.

Если заметят, будет неудобно.

- Бросьте. Вы явно устали, а подобные особы порой… привлекают чересчур много внимания… - и, не дожидаясь ответа, Демьян Еремеевич коснулся запонки на правой руке, пробуждая скрытый артефакт. – Да и я сам, признаться, хочу отдохнуть. А ставить полог, чтобы спрятаться от шумной девицы… как-то оно не по-мужски. Другое дело, если даме помочь…

Василиса улыбнулась.

- В таком случае буду весьма вам благодарна…

Звуки полог гасил не полностью, но и голоса, и грохот колес вдруг показались невероятно далекими. Свет слегка померк, и Василиса с немалым наслаждением откинулась на спинку кресла. Она и вправду хотела спать. Ночью-то не спалось.

Мысли всякие в голову лезли.

Сомнения.

А тут вот… Она сама не заметила, как задремала, и проспала, верно, долго, если очнулась от боли в шее. После поняла, что не только шея болит, но и все тело с непривычки. Кресло, пусть и весьма удобное, для сна предназначено не было.

Василиса потянулась.

И вспомнила, где находится. Господи, неудобно-то как… после она уж заметила, что «берлинер»[3] их пуст.

Почти пуст.

- Доброго дня, - Демьян Еремеевич чуть поклонился. – Вы так сладко спали, что будить вас совершенно не хотелось.