Оливии ничего не оставалось, как брать пример с Присциллы, которая внешне казалась безучастной и никак не проявляла своего отношения к выходкам мужа. Она мелкими глоточками отпивала чай и, казалось, привычно ждала дальнейшего развития событий. Меж тем атмосфера в трактире начала накаляться. Голоса становились все громче, Седрик, не сказав своим спутницам ни слова (вряд ли он вообще помнил теперь об их присутствии) бесцеремонно пересел за большой стол, где отдыхали фермеры, и, называя всех и каждого «товарищ», завёл с ними оживлённую беседу. К столу начали подтягиваться остальные: кто из любопытства, а кто с искренним интересом (в последние дни газеты левого толка пестрели новостями о забастовках и падении цен на шерсть и молоко, и местные фермеры были взвинчены и напуганы этим).

Из-за поднявшейся суеты и думать было нечего о том, чтобы позвонить Филиппу и спокойно рассказать ему о событиях последних дней, и Оливия с досадой откинулась на стуле, дожидаясь, пока Присцилла допьёт чай и можно будет уйти из душной пивной. И тут, как это часто бывает, все голоса на миг смолкли, и в наступившей тишине Айви громко выкрикнула из-за стойки: «А вам, мисс, письмо с утренней почтой пришло! Закрутилась я совсем, вот и позабыла сразу отдать-то. Из Лондона! Важное, должно быть, послание. Вы ведь за ним пришли, правда?»

Все присутствующие, не сговариваясь, безошибочно нашли взглядом Оливию, и она чуть не поперхнулась остатками чая. Голубые, карие, серые – тайно выглядывающие из-под насупленных бровей и открыто, с простодушным любопытством разглядывающие незнакомку, поселившуюся в Мэдлингтоне, – десятки глаз следили за каждым её движением, и в этом ей на миг почудилась скрытая угроза. Однако уже через секунду, как в детской игре замри-отомри, всё вокруг пришло в движение и неестественную тишину вновь заполнили звуки голосов и звон пивных кружек.

Оливия сама подошла к стойке и получила у не в меру любопытной девицы, изучившей конверт вдоль и поперёк, письмо Филиппа и сдачу мелкими монетками. Присцилла уже ждала её на крыльце, нисколько не обеспокоенная тем, что Седрик не собирается последовать за ними.

– Он догонит нас позже, – пояснила она безмятежно, поправляя воротничок платья и защёлкивая сумочку. – А мы пока прогуляемся и посекретничаем. Так вы, мисс Адамсон, из Лондона? Или у вас там имеется поклонник?..

К этому моменту Оливия уже поняла, что таинственность только раздувает любопытство её спутницы, поэтому, не вдаваясь в подробности, рассказала ей о брате-близнеце и случайном знакомстве с леди Элспет, умолчав лишь о просьбе своей нанимательницы.

– Это так похоже на мою свекровь, – рассмеялась Присцилла без всякого осуждения. – Но вы можете быть спокойны, я не раскрою ваш секрет, в противном случае Виктория с Джорджем проходу вам не дадут. Не хочу, чтобы вы пожалели о том, что приехали в Мэдли. Июнь – лучшая пора, когда можно наблюдать поместье во всём его великолепии.

Послеполуденное солнце сияло в вышине, голубеющее небо было чистейшим, радостным, и, когда они взошли на небольшой холм, отделяющий деревню от владений Понглтонов, перед ними возникла впечатляющая панорама – всё поместье, включая угрюмую громаду дома, ощетинившегося руинами крепостных стен и сторожевыми башнями, было словно на ладони. Внизу, на лужайке, продолжали возводить помосты для каруселей, и уже были готовы несколько чайных шатров, обтянутые лоснящимся на солнце шёлком. Мельтешение рабочих, дрожащие на ветру флажки и алые шатры, врытый в землю столб, предназначенный для развлечения деревенской детворы – гигантских шагов – всё это чем-то неуловимо напоминало подготовку к осаде, будто Мэдлингтон собиралась взять силой невидимая пока армия. Присцилла приложила ко лбу ладонь, защищая глаза от яркого солнца, и безмолвно, неподвижно стояла, вглядываясь в происходящее на лужайке, наслаждаясь суетой рабочих и позабыв о своей спутнице. Оливия же с трудом сдерживала досаду – до того ей не терпелось скорее попасть в свою комнату и без помех прочесть письмо брата.