- Ай! – я вся съежилась от резкой боли.

- Она невинна, - взволнованный и слегка удивленный бархатный шепот. – Придется по-другому…

Палец возвращается и обводит горошинку клитора, размазывая смазку.

- Чувственная малышка, - говорит второй, и второе тепло снова возвращается, на этот раз где-то рядом с моей головой, кровать прогибается под чужим весом, и стон, который неизбежно вырывается изо рта, ловят горячие губы. Невесомые, нежные, деликатные.

Тем временем, между ног совсем мокро. Постыдная влага не желает останавливаться, а спина все сильнее выгибает меня наверх, навстречу умелым быстрым движениям. Ладонь полностью накрыла промежность, и теперь трение пальцев буквально сводит с ума, я готова кричать, но все звуки тонут в чужом рту.

- Ш-ш-ш… - снизу стараются успокоить, но ни разу не снижают напор. – Всего один маленький оргазм, рыженькая. Ты уже готова…

Слова становятся последней каплей. Вместе с поцелуем и легким касанием груди, поглаживанием животика ниже к пупку – и легкое надавливание на клитор вызывает внутреннюю волну, волной прокатившуюся по ногам, животу, и даже по груди, сводя мышцы в сладком спазме.

А после… Боль!

На внутренней стороне бедра чей-то рот превращает поцелуй в пытку. Я дергаю ногами, но меня крепко удерживают. Постепенно неприятное ощущение затихает, и становится легче дышать, отступает жуткая удушающая атмосфера, из-за которой все это время было так сложно впихнуть в легкие хоть каплю кислорода. Укус перерастает в страстный кровавый поцелуй, и теперь губы поднимаются выше, к самим складочкам, а я вроде как и начинаю соображать, но тону, тону в том вязком киселе, окружившим сознание, в гиблой топкой истоме, подчинившей тяжелые конечности.

Первое прикосновение языка к промежности пробивает молнией измученный позвоночник.

- Умница, - шепчут на ухо, а потом дорожка поцелуев опускается вниз, к груди, покрытой шрамами, забытыми в этом слишком ванильном пространстве, к соскам, не особо чувствительным из-за старой травмы, но все же чувствующим, щекотливое прикосновение языка, обходящего сосок правой груди по кругу совпадает с движением второго рта внизу, и это похоже на пытку.

Они действуют абсолютно синхронно, опытные языки подчиняют, лишают воли, и остатков разума. Лижут кожу и прикусывают, а потом жалеют, посасывают и щекочут. Я сильнее жмурюсь, откидывая голову назад, пальцы сминают простынь и тянут ее на себя, со всей силы, волосы разметались вокруг беспорядочными ржавыми прядями, а горло хрипит, исторгая стоны удовольствия один за другим, и нет страха, только предчувствие неизбежного…

Второй оргазм настиг резко и остро. И опять меня держат, и опять боль, только на этот раз под грудью, зубы проткнули кожу и язык слизал кровь. Сквозь сдавленный мужской стон я слышу:

- Брат, спокойнее… она еще не готова.

- З-знаю, - недовольно, перестав меня истязать.

Легкий поцелуй в лоб. Тяжелые веки становятся совсем неподъёмными, сознание ускользает все дальше в небытие, усталость наваливается сильнее, и мне, наконец, тепло. Одеяло согревает, я могу нормально дышать, и даже почти не слышу, когда со мной прощаются.

- Жди нас, малышка. Ты прекрасна.

6. Глава 5. Божественные муки

Анаил Шасс

В прежде наполненных холодом голубых глазах брата впервые за долгие годы загорелось пламя жизни. Едва он услышал новость о девушке, как не заставило себя ждать волшебное преображение Всесильного. Темная сгорбленная фигура, стоящая у окна и безразлично смотрящая на облака, проплывающие под башней, мгновенно изменилась. Спина его распрямилась, напоминая привычную величественную осанку, ладони оторвались от многострадательного подоконника, который заменяли в кабинете Всесильного чуть ли не каждый день. Помещение заполонил густой белый туман, Мгла, не подвластная больше ни одному из нас. И она говорила лучше своего хозяина, выражаясь яснее всяких слов. Всесильного разрывало волнение.