Митяй и Ляля представлялись ей сейчас не меньше, чем ангелом-хранителем и феей-крёстной, которые способны были разрулить все проблемы по одному щелчку пальцев. И хотя подробности утреннего инцидента с Артурчиком и вечерней ссоры с Кудрявцевой всё ещё сидели занозой в памяти, болезненно поднывая, Аля почему-то чувствовала, интуитивно догадывалась, что здесь, в семье Митяя, с ней всё будет благополучно. Здесь её никто не обидит! Просто не те люди, не тот уровень.

Ляля… Жену Митяя Аля воображала себе какой угодно, но только не той, кем она в итоге оказалась.

Во-первых, она была вовсе не “сорокапятилетней тёткой” (впрочем, слово “тётка” не подошло бы этой милой утончённой женщине даже в пятьдесят или шестьдесят), Ляля была на десять лет моложе супруга и куда ближе к Але по возрасту, чем к собственному мужу. Она была удивительной красавицей, словно сошедшей со старинных дореволюционных открыток – аристократизм и благородство ощущались во всём её облике.

Во-вторых, жена Митяя оказалась… глухой. Как бы парадоксально и странно это ни звучало, супруга известного музыканта абсолютно ничего не слышала. Слуховым аппаратом Ляля не пользовалась, при этом вполне могла поддерживать и вести разговор, даже если собеседник не владел языком жестов – она отлично читала по губам. Речь её была вполне ясной и чистой, разве что интонировала она несколько своеобразно, растягивая слова. Впрочем, всё это Аля узнала уже позже, а в первый момент ей показалось, что она сходит с ума – когда, обнаружив её на остановке, уже готовую заплакать, Митяй начал отчаянно жестикулировать, объясняя что-то своей супруге, а та не менее эмоционально зажестикулировала в ответ.

– Куда вы направляетесь? – осведомился Митяй, выразительно покосившись на Алин чемодан.

– На вокзал… – неуверенно отозвалась она, предательски шмыгнув носом.

– А билет у вас есть?

– Н-нет…

– Ясно, – коротко произнёс он и снова быстро “сказал” что-то жестами своей супруге, на что та согласно закивала.

– В общем, так, – взявшись за ручку Алиного чемодана, решительно произнёс Митяй, – нечего вам делать на вокзале, поздно уже… Утро вечера мудренее. Переночуете сегодня у нас, а завтра видно будет, захотите вы уехать или всё-таки останетесь. Я так полагаю, дома вас никто особо не ждёт?..

– Я не… – запротестовала было Аля, совсем растерявшись от такого напора (помнится, так же нахраписто в поезде он угощал её блинами и заставлял пить чай), но её уже никто не слушал: похоже, Митяй всегда “причинял добро” внезапно, не давая своим жертвам опомниться.

Тем временем Ляля, нежно улыбаясь, взяла Алю под руку, точно закадычную подругу, и тягуче проговорила, почти пропела:

– Мы здесь недалеко живём, пойдёмте!

“А может, они маньяки? Серийные убийцы? – пронеслось у Али в голове. – Ну а что, семейный подряд… Заманивают жертв к себе домой… да и домой ли? А потом убивают и расчленяют, а ценные вещи жертвы забирают себе…”

Впрочем, эта мысль показалась Але такой нелепой и вздорной, что она не удержалась и фыркнула. У неё и взять-то было нечего, она даже золотые побрякушки не носила!

Митяй по-своему истолковал эту её скептическую улыбку – он искренне обрадовался, что у “Алечки” улучшилось настроение и она передумала плакать.

Очутившись в квартире, атмосфера которой была буквально пропитана любовью, гармонией и душевным теплом, Аля окончательно успокоилась, убедившись в том, что никто здесь не причинит ей зла. Наоборот – и Митяй, и Ляля делали всё для того, чтобы гостья чувствовала себя комфортно и не стеснялась.