И вот она схватила его лицо и успокаивала, как ребенка, оцепенев и пытаясь вернуть его из этой странной пучины безумия, в которой Дом находился.

Вдруг с порога комнаты раздался холодный голос Ала:

-Мелани, Дом, что тут происходит?!

Брат, стоя спиной к двери, в первую минуту даже не узнал голос Ала, такой тот был сухой и словно чужой. Так неожиданно был похож на отцовский, когда тот злился. Он не мог видеть выражение лица брата, но по тону чувствовал, что тот не передумает, а потому вдруг в Доме в ответ проснулась злость, смешанная с отчаянием. Парень был готов пойти на что угодно, лишь бы Ал остался с ним. Тогда он развернулся к брату и сказал так, как никогда не делал. Он почти умолял:

-Ты должен передумать! Слышишь? Просто обязан!! Прошу!

Но лицо Ала было таким холодным и невозмутимым, совершенно незнакомым в своем жестком выражении решимости, от того еще сильнее напоминало отца в период гнева или принятия решения, которое было окончательным, а любые уговоры только раздражали того при этом. Дом все сильнее ощущал свою беспомощность, осознавая, как брат отдаляется от него все дальше.

Вдруг Ал увидел то, что сделал Дом, осознав, что клочки бумаги, разбросанные по полу – это его рисунки.

-Я ненавижу тебя! – прошипел он тут же, смотря на брата с горящими этой ненавистью глазами. – Я думал, ты понимаешь меня, хотя бы пытаешься понять, а ты действительно думаешь только о себе! Ты уничтожаешь все, что есть я и что мне дорого! А потому нет! Я точно не передумаю!! Никогда!! - произнес он, даже не пытаясь подобрать клочки, а потом почти мстительно очень тихо добавил: – Даже не мечтай об этом!

И тогда он прошел вглубь комнаты, оттолкнув брата с дороги, подошел к тумбочке, ища документы для перехода в школу.

И тут Дома накрыло. Это было как удар молнии. Парень вдруг осознал, что все происходит наяву, и он ничего не может изменить. Что Ал все решил, что не отступится и не передумает. Тогда Дом словно пришел в себя, но в худшей своей версии, а злость отчаяние придавали ему силу действовать жестко, а хуже всего, он ощутил потребность мстить. Тогда парень порывисто отнял руки Мелани от своего лица, горя гневом и злостью подошел к Алу, встав со спины брата, и прошептал тихо на ухо, чтобы его слова слышал только тот:

-Так и быть! Я не буду отговаривать тебя или сожалеть о твоем уходе. Но тогда вполне логично будет, если отберу у тебя то, что всего дороже тебе. Ты намеренно оставляешь меня, но прекрасно знаешь, что я не могу быть один, а значит, я отберу у тебя Мелани! Тем более, она-то как раз остается.

Ал тут же побледнел и резко повернулся к Дому, не веря, что брат способен на такую подлость и жестокость, а затем резко развернулся к нему полностью и прошептал, неожиданно цепко и сильно схватив Дома за грудки и с еще большей ненавистью смотря в глаза:

-Ты не посмеешь! Она не предмет торга, а тем более мести! Не трогай ее! Мел не виновата в том, что происходит между нами! А если ты попытаешься сделать это, то я клянусь, действительно возненавижу тебя всей душой! И тогда все между нами будет кончено!

Дом, слушая Ала, ничего не делал и не говорил больше, а лишь холодно, почти презрительно посмотрел на брата, всем видом показывая, что ему теперь плевать на угрозы. А когда тот растерянно и ошарашенно отпустил его одежду, то презрительным жестом словно стряхнул пыль там, где его касался Ал. Затем холодно посмотрел брату в глаза, как на врага, повернулся к Мелани, и медленно подойдя к ней, взял девушку руку и спросил громко, чтобы все присутствующие его слышали: