Над дорогой висела полоса зноя. Все, что было живого (на Лысой Горе данное понятие воспринималось расплывчато), пряталось в садах или под крышами. Лишь пустые ведра проплывали к колодцу, охраняемые от вороватых соседей драчливыми коромыслами, или воинственно хлопал крыльями на заборе прогонявший василисков петух.

Дважды на перекрестках попадались торговки. Прячась в тени и болтая, они нет-нет да бросали взгляды на столики со своим немудреным товаром. Там, на газетках, кроме семечек, обычных в этих местах, жарились на солнце сушеные глаза, пораженные грибком ногти и какая-нибудь экзотика, вроде позвоночных дисков великана, дающих силу в бою. Одна бойкая торговка выложила на газетке штук пять пузырьков с каплями берсерка.

Меф забавы ради хотел купить (торговка уже лениво завозилась, настраиваясь, чтобы подойти к столику), но Улита вежливо сказала:

– Не спеши, родной, а то успеешь! Ты когда-нибудь видел в Китае берсерков?

– Почему в Китае?

– Потому что это китайская подделка. В лучшем случае там вода из лужи.

Меф разглядел пузырек и убедился, что слово «берсерк» на этикетке написано как «биРсеРк», да и русский шрифт подобран как-то стихийно, с миру по нитке, с гарнитуры по букве. Даже буква «И» клонила палочку не в ту сторону.

– Неужели и сюда китайцы пролезли? – спросил Меф с восхищением. Капли он, однако, покупать не стал.

Арей едва виднелся уже в дальнем конце улицы. За все время он ни разу не обернулся и не проверил, успевают ли за ним его спутники. Когда Мефодий, Дафна и Улита подбежали, то там, где мечник мелькнул в последний раз, его уже не было. От колодца расходились две дороги. Одна – прямая, от другой разбегались многочисленные проулки.

Мефодий хотел сосредоточиться и нашарить отклик сознания Арея, но кто-то предупреждающе положил руку ему на плечо. Мефодий обернулся. Ему пришлось напомнить себе, что эта молодящаяся тетка с фарфоровыми зубами – Дафна, а заплывшая, задавленная жиром собачка – Депресняк. Хотя и он сам, если разобраться, выглядел как хорошо отлежавшийся мертвяк. Едва ли Даф получала наслаждение, разглядывая его.

– Э-э... да?

– Не надо магии!

– Почему?

– Видишь тех двоих?

– Где?

Даф глазами показала на две серые фигуры, прильнувшие к земле у покосившейся ограды, обвитой виноградом. Фигуры были небольшие, плоские, обмотанные тряпьем. Особого опасения у Мефа они не вызывали.

– Увидел? А теперь быстро отвернись! – велела Дафна.

– Зачем?

– Ты передаешь им силу. Когда ты на них смотришь, даже случайно – они тебя считывают. Не давай им касаться твоего запястья, шеи. Избегай смотреть в глаза. Ты их тревожишь. Они смутно ощущают, что ты неправильный мертвяк. От тебя исходит сила. От таких ее не скроешь. Вон как завозились!

– Кто они?

– Потом скажу! Хорошо, что не видят глубже первой личины. Но все равно чувствуют... Идем отсюда! Я знаю, где Арей, – Дафна потянула его за руку по крайней дороге.

Меф спиной ощущал, что обе плоские фигуры упорно ползут за ними. Полоска меча, томящегося за спиной в ножнах, обжигала ему кожу.

Поэтому у полководца есть пять опасностей: если он будет стремиться во что бы то ни стало умереть, он может быть убитым; если он будет стремиться во что бы то ни стало остаться в живых, он может попасть в плен; если он будет скор на гнев, его могут презирать; если он будет излишне щепетилен к себе, его могут оскорбить; если он будет любить людей, его могут обессилить.

Сунь-Цзы

Ближе к вечеру Багров вновь умчался в Серебряный Бор. Расстались они с Иркой не то чтобы в ссоре, но во взаимном неудовольствии. Ирка знала, что почти наверняка Матвей сидит сейчас на перевернутой старой лодке и тоскливыми глазами смотрит вдаль. Не исключено, что кто-то из девчонок, которых много в Серебряном Бору, подойдет и сядет рядом. «Девушки любят несчастных и таинственных», – подумала Ирка, испытывая нечто вроде ревности.