Вот почему я завел с напарником разговор о наших дальнейших планах, ничуть не беспокоясь о том, что нас подслушает «толстолобик».

– Первым делом рванем в Чернобыль, – сказал я, передавая Дюймовому ранец, до которого он, пристегнутый ремнями, не мог дотянуться. – На том «проходном дворе» нас будет труднее всего найти. Заодно разведаем, что к чему. Как-никак, мы были оторваны от мира целых три месяца, и история все это время явно не топталась на месте. Ну а когда проведаем обстановку, тогда и решим, в какие края драпать дальше. Возражения есть?

Последний мой вопрос являлся риторическим, и иного ответа, кроме «Никак нет!», я от Черного Джорджа не ожидал. Но, оказывается, у Жорика все-таки были возражения. Да что там: нежданно-негаданно в дважды ушибленной сегодня голове напарника созрел целый план! И, что еще хуже, план этот шел вразрез с предложенной мной стратегией.

– Нельзя мне в Чернобыль, Геннадий Валерьич, – буркнул Жорик, внезапно нахмурившись и потупив взор. – Никак нельзя! Нет, вы, конечно, можете идти, куда собрались, но я туда не пойду.

– То есть как это – не пойдешь? – опешил я.

– Просто мне с вами не по пути, – не поднимая глаз, развел руками Дюймовый, но скрывать причину своего несогласия не стал: – Я тут это… еще кое о чем вспомнил… Про последнюю записку, которую мне Динара передала. И почему я взбесился, когда ту записку прочитал. Эти ублюдки, – он указал пальцем на «толстолобика», – пригрозили Арабеске, что запытают ее и меня до смерти, если она их в одно секретное место не отведет. И Динара согласилась. А что ей еще оставалось делать? Я того вертухая, который у нас почтальоном работал, умолял: передай Арабеске, чтобы она забыла про меня и бежала сразу, как только на свободе окажется, ведь врут чистильщики: нас так и так рано или поздно грохнут. Но вертухай сказал, что я опоздал – Динару три часа назад из камеры забрали и назад больше не приводили. Вот я и осерчал. Так осерчал, что меня пять санитаров насилу сумели успокоить. Арабеска ведь из питерцев, а они, если дают кому-то слово, непременно его сдерживают…

– Да брось, приятель, – отмахнулся я. – Ты плохо знаешь питерских ребят. Это ж те еще проныры. Когда они своим клиентам или друзьям клятвы дают, тогда да: слово питерца – закон. Но если их заставляют клясться, надев им на шею петлю, черта с два они будут соблюдать данные под пыткой обещания. Так что расслабься. Твоя Арабеска давно гуляет на свободе, куда она завсегда удерет и без твоих подсказок.

– В том-то и дело, Геннадий Валерьич, что Динара дала клятву не чистильщикам, – помотал головой Черный Джордж. – Не им, а мне, понимаете? Так и написала в записке: «Клянусь тебе, Джорджик, в том, что непременно заставлю «Светоч» тебя освободить. Пока, правда, не знаю, каким образом, но по пути непременно что-нибудь придумаю. Обо мне же не беспокойся – не впервой, выкручусь…» Так что никуда она не сбежала. Видите: никто меня на волю не отпустил, а значит, Арабеска еще не изобрела способ, как это сделать. Но когда она узнает, что я сбежал из Крыма, ей больше не придется ломать голову над тем, как мне помочь, и она тоже сможет бежать. Только вот как Динара об этом узнает? Вряд ли чистильщики расскажут ей о нашем побеге, верно?

– Хм… Да, тут ты прав: это вряд ли… – Я тоже нахмурился и принялся рассуждать об услышанном вслух: – Если ваш обмен посланиями был подставой со стороны хозяев, то в чем кроется ее смысл? Зачем им посылать фиктивные записки человеку, которого они же превратили в зомбированного смертника? Правильно: незачем. Тупиковый получается план – куда потом уйдет эта информация? Значит, послания тебе действительно отправляла Динара. И то, что она дала тебе клятву, меня ничуть не удивляет. Все-таки тогда, при посадке в Ангар, ты спас Арабеске жизнь, и не в ее принципах забывать о подобных услугах. Однако ты не сказал, в какие края ее угнали чистильщики. То, что не в Чернобыль, я понял. Так куда же?