Повернувшись, чтобы забрать мешки с образцами, он снова услышал голос Фарадея:

– Пять лет назад, даже два года, я никогда в такое бы не поверил. Дождь.

– Это не дождь, Райт. Это мокрый снег.

– Что в лоб, что по лбу. Дождь в зоне перед самой зимой? Невероятное дело.

Зоной именовалась широкая полоса на северо-востоке Аляски, зажатая между Арктическим национальным заповедником с одной стороны и Юконским национальным парком Иввавик – с другой. Край этот был столь холоден и пустынен, что никто не хотел им заниматься, ибо температура там едва поднималась выше нуля в считаные месяцы года. Много лет назад правительство сделало его федерально управляемой природной территорией и быстро позабыло об этом. «Вероятно, – подумал Маршалл, – на всех двух миллионах акров этого ледяного безмолвия сейчас находится не больше двадцати человек…» Пятеро – их собственная научная группа, четверо – персонал базы, потом небольшое индейское племя и, возможно, пара-тройка диких туристов, тех, что в погоне за острыми ощущениями лезут в самую гиблую глушь. Казалось странным, что дальше к северу обреталось еще меньше народу, чем в их маленьком экспедиционном мирке.

Неожиданный грохот, похожий на пушечный выстрел, сотряс ледяную равнину. Громовой звук, нарушив глубокую тишину, подобно теннисному мячу эхом проскакал по расщелинам и раскатился по раскинувшейся внизу тундре, постепенно затихая в бескрайней дали. Ледовая толща над исследователями обрушилась, добавив тонны спрессованного замерзшего снега к грудам обломков, скатившихся раньше и громоздившихся в конце голубого, спускавшегося с вершины горы ледника. Маршалл почувствовал, как у него неприятно сжалось сердце. Сколько бы раз он ни слышал эти раскаты, его всегда охватывал безотчетный страх.

Фарадей кивнул вверх:

– Видал? Именно это меня и тревожит. Равнинный ледник, подобный Фиру, должен сокращаться в размерах до тонкого ледяного пласта с минимумом талой воды и значительной зоной фильтрации. Но этот обрушивается, словно прибрежный ледник. Я замерял скорость таяния…

– Это работа Салли, а не твоя.

– …и она выходит за пределы нормы. – Фарадей покачал головой. – Дождь, беспрецедентное таяние… и не только. Например, северное сияние в последние ночи. Заметил?

– Конечно. Оно стало одноцветным… но выглядит впечатляюще. И необычно.

– Необычно, – задумчиво повторил Фарадей.

Маршалл не ответил. Он знал по опыту, что в любой, даже маленькой экспедиции всегда обнаруживается человек, начинающий предрекать одни беды. Типа Кассандры. Райт Фарадей, с его выдающейся эрудицией, пессимистичным взглядом на жизнь, мрачными теориями и жуткими заключениями, как нельзя более отвечал этой роли. Маршалл искоса посмотрел на биолога. Несмотря на то что он знал его по университету и уже месяц провел с ним на морене, для него по-прежнему оставалось загадкой, чем тот по-настоящему дышит и к чему устремлен.

«И тем не менее, – думал Маршалл, регистрируя образцы, а потом измеряя и фотографируя места их сбора, – Фарадей прав». Именно потому он и сам поторапливался. Ледник был почти идеальным объектом для палеоэкологических изысканий. Во время своего формирования, накапливая снег, он вбирал в себя органические следки окружающего его мира – пыльцу, растительные волокна, останки животных. Позднее, когда, медленно тая, ледник начинал отступать, он аккуратно возвращал свои секреты. Прекрасный подарок для вдумчивого исследователя, сокровищница из прошлых веков.

Вот только отступление этого ледника нельзя было назвать ни медленным, ни аккуратным. Он распадался на куски с внушающей тревогу стремительностью… и забирал с собой свои тайны.