А в то же самое время в гримерной, расположенной почти напротив комнаты сторожа Фербелоу, где дверь была широко раскрыта, прохладный сквозняк слабо покачивал тело Эдвина Шортхауса. Он висел в петле на веревке, закрепленной на вделанном в потолок стальном крюке. Веревка время от времени поскрипывала, но тихо, почти неслышно.

– У преступника бедное воображение, – недовольно проговорил Джервейс Фен. – По улицам расхаживают физики-атомщики, брюзжа на политиков, злоупотребляющих их достижениями, а он выбрал себе в жертву незадачливого оперного певца.

– Вы говорите так, потому что не знали Шортхауса, – сказал Адам. – Уверяю вас, горевать по нему никто не будет.

Они остановились у края тротуара, собираясь пересечь Сент-Джеймс-стрит. В лицо дул ветер со снегом.

Их было трое. Адам, Джервейс Фен, профессор английской литературы и по совместительству детектив, а также шеф полиции Оксфорда сэр Ричард Фримен.

– Но это все равно потеря, – продолжил Фен, когда они наполовину перешли улицу. – Насколько мне известно, покойный был хорошим певцом.

– Хорошим, – согласился Адам. – Иначе бы его не стали держать в труппе. – Он на секунду замолк. – Я смотрю, снегопад усиливается.

– Мне кажется, вы поспешно сочли это убийством, – произнес сэр Ричард Фримен. Он двигался, прямо держа спину, коротким решительным шагом. – Инспектор Мадж доложил мне, что обстоятельства указывают на самоубийство.

Фен понимающе кивнул:

– Ну если Мадж так считает, тогда… Ну, что же, самоубийство, так самоубийство… Честно говоря, данное дело меня не сильно интересует. Кто такой этот Шортхаус? Родственник композитора?

– Да, – сказал Адам, – Эдвин брат Чарльза Шортхауса. Он пел во многих его операх, но особенно ему удавался Вагнер. Эдвин пел партии Вотана в «Валькирии», Сакса в «Мейстерзингерах», короля Марка в «Тристане и Изольде», рыцаря Грааля Гурнеманца в «Персифале». А когда здесь решили ставить «Мейстерзингеров», разумеется, на партию Сакса пригласили его.

Они поравнялись с пабом.

– Хорошо бы выпить пива, – задумчиво проговорил Фен. – Но, пожалуй, рановато. – Он взглянул на собеседников: – Так вы говорите, Шортхауса повесили?

– Вполне возможно, – отозвался сэр Ричард Фримен. – Но причина смерти не удушение.

– Перелом шейных позвонков?

– Или свернута шея. Придем на место, там уже должно быть заключение медицинской экспертизы.

– Вообще-то инсценировать такого рода самоубийство не просто, – заметил Фен. Его румяное, обычно веселое лицо теперь посуровело. – Тут нужны изобретательность и сноровка. – Он застегнул на верхнюю пуговицу свой безразмерный плащ, убрал со лба влажные каштановые волосы и поправил на голове весьма примечательную шляпу. Сорокатрехлетний профессор был голубоглаз, худощав и долговяз. – Я слышал, этот Шортхаус устраивал скандалы на репетициях.

У отеля «Рандолф» они повернули на Бомон-стрит.

– Вот именно скандалы, – согласился Адам. – Лучше не скажешь. – Он посмотрел на шефа полиции: – Надеюсь, вы не возражаете, если в театре к нам присоединится моя жена?

– Жена? – удивился сэр Ричард. – Я не знал, что вы женаты, Лангли.

– Супруга Адама – Элизабет Хардинг, – пояснил Фен. – Я с ней еще не знаком, но знаю, что она пишет на криминальные темы, и какие-то ее работы читал. Рад случаю быть ей представленным.

– Жаль, что ваша супруга выбрала для исследования такую неприятную тему, – произнес сэр Чарльз. – А насчет ее присутствия, конечно, не возражаю и тоже буду рад познакомиться.

– Кстати, Джервейс, она собирается взять у вас интервью, – добавил Адам. – Ей заказали серию статей о выдающихся детективах.