Прямо сейчас я очень хорошо понимала Деймоса, который мог ударить любого, кто его раздражал. Никогда раньше не понимала, ведь даже если человек меня обижал, причинять ему реальный вред… даже мысль вызывала стыд. Сейчас же почему-то хотелось поколотить своих друзей.

Отец при каждой встрече сверлил меня тяжелым взглядом, сестра запирала на ночь мою комнату на ключ, а брат выслеживал меня и Реза, словно какую-то дичь, пытаясь добраться до моей поляны и моего Икела!

К слову об Икеле, он взял меня за руку, мягко оплетая запястье и сочувствующе улыбнулся.

- Это так несправедливо! - произнес он, - Как ты с этим справляешься? Наверное, так утомительно, да?

Я поражено кивнула.

- Да!

- Не грусти, Тихея, все образуется, - мягко попросил он, и всю злость будто выдуло.

И в голову пришли разумные мысли. Чем больше дергаешься, тем больше веревки врезаются в плоть. Надо расслабиться и дать им то, что они хотят.

Я припомнила последний разговор с отцом.

- Что с тобой происходит? Меня не устраивает, что ты шляешься непонятно где и непонятно с кем. Полагаю, мне стоит ограничить твои передвижения, раз ты не хочешь рассказать мне все по-хорошему? Не доводи до этого, Тихея Роттер. От тебя и так слишком много проблем.

Тяжелый, холодный взгляд отца, его усталое раздражение в разговорах со мной. Я привыкла, в общем-то, к этому, но именно сейчас от всего этого сводило зубы и хотелось спорить и огрызаться. Раньше я бы просто порадовалась, что он все еще называет меня «Роттер» и пообещала бы себе в очередной раз, что теперь-то точно его не подведу, но сейчас во мне как будто что-то то ли перевернулось, то ли поломалось.

Не было больше благодарности за то, что он все еще считает меня своей дочерью. Не было желания нарушать свои собственные правила Собрания. Пусть мечты остаются мечтами, а глупый старикашка подавится своими талантливыми детишками и отстанет от меня.

Со мной однажды уже такое было. Как раз после того, как я познакомилась с дядей Дони и решила обозвать наши посиделки в парке громким словом «Собрание» и объяснила ему правила этого «Собрания». Тогда я не понимала, почему ко мне такое отличное отношение в семье. Почему Деймос, любящий брат для Октасии, на меня смотрит с презрением и разговаривает сквозь зубы. Почему отец не может выдавить из себя хоть слово похвалы, хоть разочек приласкать и успокоить. В какой-то момент я выдохлась обижаться и искать причину.

В конце концов желание быть для него хорошей дочерью пропало, и я решила, что мечты о любящей семье пусть остаются мечтами и не портят мне жизнь. Я забросила уроки, старалась скорее улизнуть из дома и мне было абсолютно, катастрофически плевать, кто и что обо мне думает. Пришло этакое смирение. Пусть миссис Грамбл не признает меня и дальше, лишь бы не лезла. Пусть брат с сестрой кривятся при виде меня - как-нибудь переживу. Пусть отец сидит-пыхтит в своем кабинете и не думает обо мне - мне же лучше. Меньше проблем и больше свободы! Даже наказания я принимала тогда спокойно.

А когда домашние вдруг обратили на меня внимание, когда я уже решила, что плевать на них хотела, я испытывала вот точно такое раздражение. Бесячий зуд от того, что внимание, которого я жаждало пришло не так и не тогда и теперь уже только мешало и ограничивало.

Тогда все изменилось после одного подслушанного разговора. Я как раз смогла выломать замок на окне в моей спальне и тихонько, пригнувшись к земле, лезла в сторону забора. И через приоткрытое окно отцовского кабинета услышала, как Деймос о чем-то спорит с отцом. Меня, конечно, учили, что благородные люди не подслушивают под дверью, но любопытство было сильно, а училась я всегда из рук вон плохо.