– А вам, юноша, видимо, такие сборища по…

Пренебрежительный тон и манера говорить тоже не вызывали мгновенного расположения к незнакомцу.

– Доктор Хам Хмельсинг, к вашим… – Он протянул мне влажно блеснувшую ладонь.

– Ирджи Брадзинский. – Я поколебался и не стал добавлять «приятно познакомиться», что-то отталкивающее промелькнуло в его лице и почувствовалось в липком рукопожатии.

– Вы эмигрант, как и…? У вас славянская морда и черты лица так…

Меня резко поразила эта пьяная наглость: когда всё время ходишь в полицейской форме, невольно привыкаешь к гораздо более вежливому обращению. А сейчас я в штатском, и вот пожалуйста…

– Нет, я не эмигрант. Но, собственно, какое вам дело до моего лица?

– Хм… А я был почти уверен, что…

– Вы меня извините. – Мой подчёркнуто-холодный тон намеренно противоречил словам. – Мне надо идти.

– Вы журналист или…? На этом полном вампиров корабле только журналист может быть столь беспечен, но… Просто я не люблю… Этим и вызвано, признаюсь, моё несколько неуважительное к вам…

– Вы пьяны или издеваетесь? – не выдержал я.

– О нет, не пьян, что… Простите меня, если я вас задел, молодой… Но ещё никто не упрекал меня в подстрекательстве к… – елейно откликнулся пассажир, не давая мне возможности окончательно утвердиться в праве заехать ему по уху.

Вряд ли, конечно, я бы стал это делать, мне бы не позволили честь мундира и уважение к старости. Хотя в данном конкретном случае стоило бы! Есть такие милые типажи, которые испортят вам всю кровь, наплюют в душу, обвинят во всех грехах и уйдут не извинившись, с чувством исполненного долга.

По счастью, в этот момент к нам на палубу поднялась Эльвира, в вечернем платье цвета чёрной морской волны, накинутом на плечи прозрачном палантине и туфлях-лодочках на шпильках в тон губной помаде. Я обернулся, дабы сразу увести её отсюда, но не успел…

– О, профессор Хам Хмельсинг! – неожиданно радостно кинулась она к старичку.

– Моя худшая… – На его лице отобразилось подобие язвительного удовольствия. – Вы были такая… мхм…

– Такая что? – с угрозой уточнил я, забыв, что переспрашивать что-то у него бесполезно.

– Такая вся…

– Да, это я освещаю конференцию для «Городского сплетника». А вы-то что здесь забыли, старый маразматик? – Эльвира нежно приобняла его за костистые плечи.

– Я, милочка, здесь просто по совету моего… Морской воздух полезен для моих…

– Понимаю, вы опять на охоте? – Она заговорщически посмотрела ему в глаза и сжала кулачки.

Профессор вытер старческую слезу и попытался ущипнуть её за попу.

– Эй! – Я рефлекторно схватил его за руку.

Моя спутница с возмущением округлила глаза, но в этом возмущении явно читалась симпатия к нетрезвому извращенцу.

– Простите, рука сорвалась, милочка, и… Ну отпустите же, вы, грязный…

Эльвира выразительно кивнула мне, и я выпустил его из захвата.

– Держитесь от неё подальше!

Старичок потёр пострадавший локоть, кинул на меня злобный взгляд и быстро захромал прочь.

– Он был твоим преподавателем? – поражённо спросил я. – С такой чудесной особенностью, не сказать дефектом, речи?!

– Это никому не мешало. Мы всё равно его не слушали, – беспечно откликнулась она, грациозно опираясь на перила.

– А что он у вас вёл? Ну, в перерывах между запоями…

– Читал лекции по психологии бытового вампиризма. Говорят, в молодости он был известным охотником, буквально одержимым борьбой с вампирами, пока они его не покусали пьяного в тёмном переулке за пабом. С тех пор он изучал вампиров только с научной точки зрения, даже купил по ним докторскую и выбрал мученическую стезю преподавателя пединститута, где я училась.