Она шмыгнула круглым пятачком, личико перекосилось (но от физических страданий или от душевных?), и покачала головой.

– Я… ничего не помню… я… всё так неожиданно и больно… мама…

– Всё будет хорошо.

Я ободряюще сжал её руку и кивнул санитарам. Они задвинули носилки в машину.

Отходя назад, я с кем-то столкнулся спиной. Ну кто тут лезет под руку?! Я оглянулся, собираясь сделать строгий выговор, и увидел миловидную чертовку лет двадцати трёх, в невероятном мини, с глубоким декольте и с профессиональным фотоаппаратом в руках. Что-то в том, как она отпрянула, показалось мне очень знакомым…

– Вы лезете под санитарную машину, мешаете врачам.

– Я здесь тоже не в куклы играю, – буркнула она в сторону, вжимая голову в плечи и всем видом показывая, что ей крайне некогда.

Ах вот это кто! Ну-у на этот раз я её так не отпущу.

– Это вы за мной следили ночью? Фотографировали и опубликовали эту злобную вымышленную статью? Вы знаете, что вам полагается по закону о клевете? А что сейчас здесь делаете? Ходите за мной по пятам и вновь собираете материал для своих газетных инсинуаций…

– Вот ещё! Сколько вопросов, и все о вас. Я должна написать заметку о празднике. А теперь ещё и об этом… кошмаре!

– Понятно. Только, кажется, в суматохе вы забыли надеть юбку, – фыркнул я. А сам невольно отметил, какие у неё глаза, огромные зелёные озёра, в них целый мир, они так и вытягивают душу.

– Я надела юбку!

– Простите? Задумался…

– Я говорю, что надела юбку!

– Простите ещё раз, я подумал, это просто широкий ремень. Теперь понятно, почему он с бахромой, а то казалось, что просто поистрепался.

– Да, слегка, потому что его носила ещё моя бабушка, – съязвила она. – Тогда и вы простите меня, но я должна делать свою работу. Как и вы свою!

И, перекинув сумочку поудобнее, она решительно зашагала прочь.

– Ваша работа – писать клеветнические статьи на полицию? – повысив голос, поинтересовался я ей вслед.

Она обернулась, её лицо горело возмущением, а глаза-озёра превратились в бушующие океаны.

– Поиск истины. Так же как и у вас.

Я фыркнул. Ну конечно, полиция и журналисты – близнецы-братья…

Мы с капралом оцепили жёлтыми ленточками место преступления. Исследовали его дюйм за дюймом. Но ничего, за что можно было бы сразу зацепиться, не увидели. Вечером я заехал в больницу навестить пострадавшую. Её звали Селия Кадабрус, из северных чертей, крупная девочка.

– Вам точно никто не желал зла? – спросил я, раскрывая блокнот.

– Нет, кажется, никто, – еле слышно пролепетала она. – То есть… я не помню.

– Постарайтесь вспомнить, – мягко попросил я.

– Бабушка мне часто желает, когда я отказываюсь мыть её кошек. Потом ещё сосед как-то пожелал, когда мой Орф его укусил.

– Орф – это кто?

– Моя двухголовая собака.

Я покивал, записал эту скудную информацию и, поблагодарив и пожелав девушке скорейшего выздоровления, попрощался с ней и вышел в коридор.

Там я опять чуть нос к носу не столкнулся с этой эмансипированной журналисткой.

– Мадемуазель, если вы продолжите вмешиваться в нашу работу, я вынужден буду арестовать вас за помехи в деятельности полиции.

– Но все честные черти должны знать правду!

– Преступность от этого не уменьшится, а поимке преступника ваше вмешательство может помешать. Он же тоже читает газеты.

– Вы на самом деле такой грубый солдафон или только притворяетесь? Если дадите интервью, я от вас отстану. – Не дожидаясь моего согласия, она с улыбкой сунула мне под нос микрофон. – Итак, только для наших читателей, сержант Ирджи Брадзинский собственной персоной. Вы уже что-нибудь обнаружили?