Лёгкий, едва уловимый аромат цветов заполняет дом, отчего вредный характер его будто становится мягче – каждый вздох напрочь лишён недовольства и ворчания, а огонь в камине не дёргает всполохами, плавно перетекая с одного бревна на другое.

Подле стеллажа примостила вместительный чемоданчик с пробниками. Чемоданчик купила с первый же день своего пребывания в столице, а применение придумала ему только сегодня. Удобно иметь скляночки со всем арсеналом, который я могу без труда приготовить.

Глубоко за полночь удовлетворённо обвожу взглядом дело рук своих и киваю. Именно так и должна выглядеть лавка красоты – нежно, располагающе, многообещающе… Дай-то боги, чтобы мои усилия не прошли зря.

Спать я укладываюсь только после того, как, зажмурившись, выпиваю настой валерианы – что-то подсказывает мне, что без него уснуть не получится до самого утра. А что же по поводу ночного гостя – сегодня он решил дать мне передышку. И правильно, боюсь, покажись он сейчас мне на глаза, то в ход пошла бы балясина, любовно припрятанная мною в каморке под лестницей.

***

Очередное утро наступает с далёким пением петухов. Не скажу, что чувствую себя бодрой и готовой к любым неудачам, скорее я напоминаю комок нервов, который вот-вот и вовсе разорвётся на мельчайшие кусочки, не оставив о наивной Криске никаких воспоминаний.

Я долго стою у зеркала, придирчиво осматривая и лицо собственное, и выбранное платье. И если первое худо-бедно меня удовлетворяет, то второе ясно даёт понять – владелица лавки красоты не может выглядеть, как деревенская простушка. А в тёмно-синем сарафане, и белой блузе я именно так и выгляжу. Хотя, если присмотреться, меня можно принять и за гимназистку, двух жиденьких косичек по бокам только не хватает.

Положение немного спасают румяна и мудрёная коса, что заплетаю трясущимися руками.

Первый рабочий день… Первый, когда я тружусь ради звонкой монеты не на пыльном огороде дяди Росма, а в собственной лавке, где каждый уголок сделан и украшен своими руками. Где творение рук моих красуется в новых блестящих баночках, а не в наскоро вымытых бутылках из-под чего-то дурнопахнущего.

Сад перед домом тоже превратился, если и не в прекрасное творение, то хотя бы во что-то похожее на живые деревья, а не мёртвые коряги. Сил ушло на это немерено, но результат того стоил. Ещё пару раз поработать с ним и сад станет чудесным.

Вывеска получилась довольно оригинальной. Вместо нарисованных букв – буквы, сделанный из тонких стеблей плюща. К тому же, они легко мерцали, позволяя даже при свете дня прочитать написанное.

Моё прибежище получило нежное название – «Лавка красоты «МАРГАРИТКИ».

Почему именно так? Мне захотелось воскресить воспоминание о маме, которая всегда верила, что я найду своё место в жизни. Такое, от которого душа будет петь, а сердце наполняться ликованием. Маму звали Маргаритой, но папа чаще называл её ласково – Маргаритка. Хочется верить, что родители были бы довольны тем, что я, наконец-то, обрела то, о чём так мечтала.

Входную дверь распахнула настежь, впуская в дом свежий утренний воздух. После ночи он ещё не успел напитаться духотой, и суета города тоже обошла его стороной.

Дом спокойно вздохнул, смакуя свежесть утра и затаился в ожидании, как и я.

Постепенно улица стала оживать. Булочник, потирая сонные глаза и зевая во весь рот, нехотя отпёр лавку и спрятался за дубовой дверью. Лекарь явился едва ли не на три четверти часа позже. Сгорбленный старичок потирал затылок и вообще не понимал, для чего он поднялся в эдакую рань, ведь люд честной и не очень, особенно в Сером квартале, заболевает, обычно, после полудня, когда пригубит первую чарку медовухи или чего ещё более противного. Портниха же, дородная тётка с круглыми очками, линзы в которых больше напоминали огромные лупы, напротив, подходила к собственной лавке, едва не выводя замысловатые па. Медленно переставляя ноги, прикрытые слоями юбок, словно капуста, она обводила надменным взглядом и невзрачные дома, и просыпающиеся лавки, и сонных людей, что уже потянулись по делам вдоль по улице.