– Если бы я унаследовала магию отца, я бы смогла сейчас зарядить ту пушку иглами? Или надо было бы долго учиться?

– Ты?.. – он, кажется, удивляется.

Человек, который первый увидел, как может убивать ее цунами, смотрит сейчас на Тимиру так, будто уверен, что ее максимум магии – наполнить ванну.

– Я. Просто вспомнила, как Иржи говорил, что взял бы меня на рубежи, если бы я была огненной.

– Не обращай внимания, – отмахивается Тойво. На миг его пальцы замирают, но потом ускоряют бег, расстегивая рубашку до конца. Он стаскивает ее с сильных плеч, и Тимира придвигается ближе, чтобы погладить их ладонями и коснуться губами гладкой кожи. – Иржи любит болтать своим подружкам про войну. На словах он бы каждую вторую взял на рубежи. Дамочек это будоражит, кровь быстрее бежит по венам, они загораются, а ему только этого и нужно.

– Думаешь, он хотел меня соблазнить? – смеется Тимира.

Глаза ее блестят все сильнее, в голосе игривость, она прислоняется к его мускулистой спине щекой и обхватывает его руками.

– Думаю, он хотел пробудить в тебе боевой дух. – Очень ровно говорит он.

– Наверное, – вздыхает Тимира, перебираясь к нему на колени и обвивая руками шею. – Я ни разу не слышала про военных водяных магов.

От ее пушистых волос пахнет цветами, от кожи – свежестью и лавандовым мылом, а под кожей на запястье все быстрее бьется теплая жилка.

Тойво кладет ладони поверх ее тонкой ночной сорочки, чувствуя под ней жар кожи и начинает тянуть ее вверх, все выше и выше.

– Просто вода – слабая стихия, – бормочет он, забираясь руками под ткань, пока голову ведет от женского мягкого тела под ней.

Он и сам не соображает уже, что говорит.

– Но у меня же силь… на… я-а-а-а-а-а… – Тимира откидывает голову и стонет, когда муж прижимает ее к себе особенно сильно.

Он не отвечает.

Он горячий… Такой горячий, такой ласковый. Его тепло обволакивает ее снаружи и изнутри, его горячие пальцы ласкают ее тело, а огонек в фонарике то разгорается, то угасает в такт его движениям. Карета раскачивается на рессорах, вскрики Тимиры особенно слышны в вязкой тишине пустыни и дозорные тихонько ухмыляются в усы.

Эх, молодость, горячая кровь!

Но так приятно видеть, что первый советник – такой же человек, как все. И нежно, безумно нежно любит свою жену.

Черная крепость показывается на горизонте только ближе к ночи.

Тимира знает, что в пустыне закаты особенно красочные – природа словно компенсирует однообразие пейзажей и разворачивается во всю ширь.

Но целый день в душной карете, то и дело вязнущей в песке, упорно и неизбежно наползающем на твердую корку дороги, вымотал ее до предела. Окутывающая ее тяжелая тошнотворная муть заставила даже отказаться от обеда и ужина.

Тойво днем заглянул ее проведать, и вид обычно энергичной жены, безвольно прислонившейся виском к обитой вышитым шелком стенке, наполнил его сердце жалостью.

Увы – все, чем он мог помочь – принести воды с лимонным соком и приказать ускориться, оставляя самые медленные экипажи позади, чтобы добраться до крепости поскорее.

Когда карета наконец останавливается, и не временно, чтобы сопровождающие успели расчистить дорогу перед ней, а достигнув места назначения, Тимира даже сразу этого не осознает. В полузабытьи ей все еще грезится, что ее качают песчаные волны, шуршит под колесами растрескавшаяся земля и перекрикиваются охранники, едущие по сторонам от вереницы карет и экипажей.

Только услышав, что голоса стали громче, а свет огней – ярче, она находит в себе силы выпрямиться, провести ладонью по покрытому испариной лицу и осторожно выглянуть в занавешенное окошко, чтобы узнать, что происходит.