Альма заметила, что в конце пламенной речи Пепельник начал спотыкаться на словах «мы» и «наши». Можно было нажать — «а вдруг проговорится?» — но и без этого информации было с лихвой. Обдумать бы спокойно. Понять, как лучше поступить. Что делать — учитывая долю Здравки, о которой Пепельник даже не заговаривал.

— Он чуть локти не сгрыз, — зашипел муж. — Потому что в свое время не захотел оформлять брак с твоей матерью, делал вид, что шаман выше всего земного. Ну и знал, что та сама ему деньги отдаст. А когда та умерла, наследство досталось тебе. Представляешь, как он разозлился? Шаману-альфе ничего, а какой-то кошке несметное богатство.

— Представляю, — медленно проговорила Альма и подлила Пепельнику еще молока — накупили много, не обопьет Здравку.

Следующий месяц, до очередного приезда отца, они прожили в относительном мире и согласии. Пепельник все-таки выболтал правду, расспрашивать не пришлось. Муж, несмотря на заключение брака и общего ребенка, прав на участок и деньги не имел — по закону об охране имущества древесных кошек. Альма могла выделить ему долю, обещанную отцом, а могла послать подальше, оставив несметные богатства себе и Здравке. Причину откровенности Альма тоже поняла. Пепельник боялся, что отец ему ничего не даст — после наделанных глупостей и внезапного бунта — и пытался подстелить охапки ягеля со всех сторон. Там не заплатят, авось тут что-нибудь обломится. Он и за Альмой ухаживал и ребенка делал из тех же соображений, по собственной инициативе — привязать к себе хотел покрепче, выцарапать хотя бы крохи денег через адвоката, если шаман его выставит с заимки после какой-нибудь ссоры.

За день до приезда отца Альма пообещала:

— Если что... если вдруг что — я тебя не обделю. Но и ты мне помогай.

— Заметано, — кивнул Пепельник. — Будем держаться вместе. Мы же семья.

Альма вспомнила хвост из ниток, заговоренный на разрыв, и подтвердила:

— Да. Семья.

Следующая поездка поначалу была копией предыдущей. Здравку усадили в мешок. Отец скривился: «Оставьте ее здесь, ничего с ней за день не сделается, дом протопленный», но Альма сказала, что могут спросить, с кем оставили, и придраться, а Пепельник ее поддержал и поймал дочку. Выполняя обещание о помощи.

В машине сердце колотилось так, что чуть ли не выпрыгивало из груди. Альма чувствовала, что лед тронулся. Как будто среди зимы — в двух шагах от Вьюжной Недели и визита Снежного Деда — запахло самой настоящей весной. Она выудила Здравку из мешка, прижала к себе, прежде чем подняться по ступенькам в здание паспортного стола. Дошла до нужного кабинета, удивляясь пустоте коридоров — «неужели все уже начали праздновать?» Она подняла руку, чтобы постучать — отец и Пепельник стояли за спиной, охраняя и не позволяя сбежать — но не успела проделать незамысловатое действие. Двери кабинетов открылись, из них вышли рыси в бронежилетах и экипировке, технично оттеснившие Альму в сторону. Из кабинета выскочила Марианна, обняла ее за плечи, мурлыкнула завизжавшей Здравке — «все хорошо, не бойся, все хорошо!» — и громко спросила:

— Пойдешь со мной или с ними?

— С тобой, — быстро сказала Альма. — Я хочу уйти. Только мужа не трогайте. Не бейте. Он... он отец моего ребенка. И у нас было уютное дупло.

Пока она договаривала, отца с Пепельником уложили физиономиями в пол. Один из альф-рысей приподнял затемненный щиток шлема и пообещал:

— Я его просто на пятнадцать суток закрою. До выяснения личности.

Альма узнала Виктуша, кивнула, и пошла вслед за Марианной. Не зная, куда ее ведут, но полностью доверяя — не представителям федеральных властей, а коту и кошке, которые хотели котенка, таскали друг у друга куски из тарелок, любовно мурлыкали и терлись носами прямо в кафе, не стесняясь людей, Альмы и других рысей. От Марианны пахло казенным кабинетом, бензиновой пылью, Виктушем, и — совсем чуть-чуть — рысенком. Это значило, что вежа сработала, Линша одарила общительное семейство своим благоволением. А раз одарила, значит, Альме и Здравке тоже достанется крошка счастья и удачи. Уже досталась — сегодня на заимку возвращаться не придется.