И как я так вовремя? 

Даже думать не хочу, что бы с тобой было, не притащи меня Митроха в этот клубешник. Уже за одно это я ему, пожалуй, прощу стукачество. В конце концов, он всегда был крысой и ссыклом…

Адрес мой просто так не добудешь, родственников трогать – проблем не оберешься, даже такие горцы, как Равиль, это понимают. 

Тем более, что и трогать некого. 

Мать после приема в Европу улетает, уже, наверно, в аэропорту. 

А дядя… Посмотрел бы я на того, кто попробует на него наехать. Может, даже на кладбище пришел, землицу на могилку кинуть. 

Так что проблемы, которые я сейчас нажил, вытаскивая Лапочку из притона – только мои. Уже даже не ее. 

Мои теперь. 

Ладно, домой, Лисенка пристроить в кровать, вызвать врача к ней. 

А потом уже выяснять глубину жопы, в которую она меня затащила. 

6. Внезапные родственные связи

Те, кто первый раз слышат мое отчество, очень удивляются. Не могут сдержать лицо, поднимают брови. Самые деликатные еще и вопросы задают. Почему Ольгович? Отца звали Ольга? Обычно сразу после этого деликатные огребают и учатся проявлять свое удивление более корректно. 

А я никому ничего не объясняю. 

Да это и не интересно, на самом деле. 

Банальная, тупая до безобразия история. 

Мой папаша, надеюсь ему икается сейчас, подонку, бросил мою мать. Мне было десять. 
Случилось это неожиданно не только для меня, мелкого пацана, но и для мамы. Я кое-как пережил, хотя удивлялся и поначалу задавал вопросы. Недолго, правда. Потом перестал караулить входную дверь и смотреть на экран телефона. Детская психика – вещь гибкая. Нам проще. 

А вот мать долго не могла оправиться.

Отец свалил к другой бабе, внезапно и пошло. Просто в один момент пропал, уехал на работу и не вернулся. 

Я помню, как мать обзванивала морги и полицию. Потом напрягала своего старшего брата. Он тогда как раз прокурором был еще, не губернатором. 

И именно он ей все и прояснил, нашел по своим каналам. 

Отец ушел не просто к другой бабе. Он ушел в свою вторую семью, о существовании которой мы и не знали. В этой семье рос сын, на пять лет старше меня. 

То есть, получается, что они были первой семьей, а мы – второй…

Короче говоря, можно представить уровень веселья, который мне пришлось пережить? 

Мать, последовательно пройдя все стадии, от непринятия до принятия, очень долго задержалась на гневе. 
И меня заразила этим. 
Да так, что в четырнадцать лет, когда надо было получать паспорт, я заодно и отчество с фамилией поменял, официально отказавшись от всего, что связывало с отцом. 

Был Беркутов Игорь Вячеславович, стал – Самойлов Игорь Ольгович. 

Новое имя – новая жизнь. 

А старую – нахуй!

И потому сейчас мне херово. Очень. 

Жжет глаза. Нет, это не слёзы, плакать я не умею. Это что-то глубокое восстает изнутри. Далекое детство дает о себе знать, мерзостью воспоминаний душит. 
Обидно, досадно, противно.

Смотрю онлайн трансляцию с камер видеонаблюдения внутри клуба, откуда я Лисенка сегодня утащил. 

Смешная, кстати, защита, я за пару секунд подключился. 
Ну и вовремя. 

Наблюдаю, как моего друга, приятеля моего доброго, Митроху, пиздят прямо в дорогом кабинете директора. 

Приятное зрелище. 

Высокий мужик, белобрысый, как я. Лохматый, в рубахе белоснежной с расстёгнутым воротом и закатанными рукавами. Это, вероятно, чтоб в кровище не уделаться. 
Причем, на дорогое ковровое покрытие, куда Митроха уже внутренности выхаркал, ему явно плевать.  
Я внимательно слежу за движениями хозяина клуба, фиксирую интересную информацию. Он  хорошо подготовлен. Надо уточнить,  каким видом спорта занимается. Резкий, мощный, фигура хоть и стройная, но внушительная.