Чем он приятно контрастировал со своими соседями. И убрал он эту картинку тоже как раз тогда, когда было нужно, а не тремя неделями позже, как некоторые.

Таких очаровательных мелочей было немало. И еще мне очень нравились консумерические пассажи Семена.

Их он регулярно вывешивал в фейсбуке между бичеваниями и плевками, доказывая материальную эффективность своей философии. Это была продвинутая схема эконом-потребления по-московски, позволявшая сберегать деньги, сохраняя уважение к себе (и в этом смысле мы с ним были почти близнецами).

Семен относился к тем молодым московским интеллектуалам, что держат на рабочем столе хумидор и постят в интернете подробные отчеты о вчерашней дегустации красного.

Таких много, но Семен выглядел среди них крепким профессионалом. Красненькое у него стоило обычно в районе ста долларов, а сигары были настоящей Кубой – теперь в этом уже не было никаких политических двусмысленностей. Демонстрация акта потребления в его постах имела форму внезапного разговора с невидимым другом о приятных мелочах жизни, а определение самого себя через этот акт было таким простодушно-наивным, что даже вызывало симпатию.

Его профильные боевые листки были, правда, не о сигарах. Он как бы ловил утреннее солнце экраном своего смартфона и слепил им мирового Вия – в надежде, что референты уже подняли тому веки. Маркетинг мобильных приложений походил в его исполнении на «Оду к вольности», и наоборот. В общем, паренек пребывал на самом острие духа. И был настоящим интеллектуалом, не то что помешанный на тачках Артур. Замечу, что нет ничего трогательнее, чем молоденький гуманитарий, рассуждающий о техническом прогрессе. Думаю, что стрэйта примерно так же заводит лепечущая блондинка.

Но особенно меня тешило наше профессиональное сходство. Мне казалось, что мы торчим в информационном поле точно напротив друг друга – как два антипротестных фонаря на проспекте Сахарова (где-то читал про такие).

Мне нравилась метафора. Да, мы не горим (то есть излучаем сумрак) и больно бьем током любого, кого приводит к нам реальная человеческая нужда. Но мы не полностью лишены полезных качеств – у нас можно поучиться недорогим стилистическим решениям.

Хумидор, хорошее красное и приемник метаспама, требующий ежедневной подзарядки и ношения на запястье, уже почти объединили нас с Семеном в одно целое: чем дольше нас подвергают гипнотическим процедурам, тем полнее мы принадлежим себе, я помню, и самое сладостное в том, что одна из этих процедур – ты, мой малыш…

То есть я уже начал придумывать двусмысленные нежные фразы, чтобы вдохнуть в его ухо. Словом, я с удовольствием выполнил бы указание Жука плотно сблизиться с так подробно изученным мною объектом.

Вот только…

Рассказывать о дальнейшем мне неловко – читатель может принять меня за извращенца.

Но придется.

Примерно в это время со мной началось то, что ватная психиатрия называет «расстройством в сфере влечения». Причем расстройство это было таким, что социализировать его, даже подпольно, не было никакой возможности.

До этого я был малопримечательным в сексуальном отношении человеком – обычным московским геем-тихарем: постил рыб в инстаграм («у девушек есть над нами странная власть…») и ухлестывал за секретаршами на работе, тщательно дозируя свои пассы, чтобы на приглашение к нежному танцу не пришло вдруг позитивного ответа. Как я жил в остальное время, каждый, кто в теме, понимает сам.

Конечно, жить с такой ориентацией в России непросто. Не столько из-за всеобщей гомофобии, как это иногда представляют на Западе, сколько из-за некоторой, я бы сказал, былинности русского сознания. Русский человек все видит в сказочном свете – и гомосексуальность тоже. И, самое главное, он постоянно норовит объяснить, как все устроено на самом деле – и его бесстрашная мысль рано или поздно настигнет вас даже за пределами фейсбука.