Я не спешил заняться преподаванием и начал заниматься этим когда мне стукнул пятьдесят один год – за моей спиной было к этому времени двенадцать или тринадцать лет практики и я не считал возможным приняться за это дело преждевременно, то есть не имея в своем багаже достаточного аналитического опыта и параллельного непредвзятого изучения работ Фрейда. Я не мог начать раньше, учитывая медицинскую публику, с которой я имел дело – публика, для которой все это куда более внове, чем для других, внове как раз потому, что они медики и занимаются телом, при том, что о теле-то то они как раз ничего и не знают: врач знает о теле куда меньше массажиста и приходит в восторг, когда с ним заговаривают о душе. Когда ему говорят, что причины болезни надо искать в душе, в отношениях между больным и врачом, он восторгается – нашлось, наконец, что-то такое, что дает его существованию какое-то оправдание. Беда в том, однако, что дело оборачивается для него еще хуже, чем прежде. Все это прекрасно мирится с расхожими религиозными воззрениями – ведь нет, на самом деле, ничего более органицистского, ничего более склонного к соматическим объяснениям, к решению телесных проблем при помощи механических приспособлений, нежели католическая церковь. К сожалению с развитием современной биологии ясно становится, что дело обстоит гораздо сложнее, чем медицинская традиция это в общем себе представляет. Поэтому когда им объясняют, что душа, к примеру, это отношения между доктором и больным, они самодовольно успокаиваются.

Психоанализ к такому образу мысли отнюдь не располагает и демонстрирует нечто совсем другое, что не имеет с какой бы то ни было психологией ничего общего. Это нужно себе уяснить. А чтобы уяснить это, то, поскольку сражаться с тенями бессмысленно, я, вместо того, чтобы спорить с медиками, доказывая им, что медицина их это глупости, решил посмотреть, что можно сделать исходя из того, что Фрейд поистине гениально сумел услышать. Услышать от кого? Да от своих истерических пациенток. На уровне этих истеричек происходит нечто исключительное – именно в работе с ними обнаруживаются механизмы определенных феноменов, которые у других хотя и присутствуют, но остаются затемнены рядом факторов, первым из которых как раз и является психология. Где вы найдете лучшего психолога, чем больной, страдающий неврозом навязчивости? Он занимается психологией дни напролет. Это одна из форм, в которых его недуг проявляется.

Истерическая больная позволяет увидеть изнанку этого явления. Состоит она в том, что с человеком происходит много такого, что поддается объяснению лишь с помощью перевода. Причем перевода в буквальном смысле – речь идет не о переложении, а именно о переводе, переводе, предпосылкой которого является наличие языка. Если сновидение – это ребус, значит за образами сновидения нужно искать слова. Либо Фрейд сам не понимал, что говорил, либо то, что он говорил, имеет какой-то смысл, а смысл этот может быть только один – за образами сновидения необходимо в конечном счете обнаружить фразу. Можно заподозрить, что мы имеем здесь дело с одним из бредовых представлений, владевших человечеством испокон веку, потому что именно так всегда со сновидениями и обращались. Но все делали при этом одну ошибку – все полагали, что ребусы эти составлены из одних и тех же элементов, что сильный ветер, или, скажем, колики в животе, всегда означают везенье в любви, и т. д. Сновидение и здесь предстает ребусом, но истолкованным идиотским образом – неизвестно, откуда эти расшифровки берутся. Это очень показательно как иллюстрация того, что заслуживает название знания. В истории человечества знание всегда, в конечном счете, выступало как нечто крайне обскурантистское. Это его, знания, отличительная черта. Во всяком знании есть элемент умения, ноу-хау, который, как известно, не всегда очевиден.