Девчонка наконец подняла голову от своего драгоценного телефона и испуганно огляделась.

— Ой, а почему мы стоим?

— Застряли, — вздохнула Ксюша.

— Как это? — удивилась собеседница. — Эти лифты разве застревают?

— Конечно. Все лифты застревают. — «Так же, как все люди тупят» — подумала про себя Ксюша, а вслух сказала: — Сломалось, видимо, что-то. Сейчас запустят, дело житейское.

На этом, с точки зрения Ксюши, вопрос был исчерпан. Вот только у её солифтницы оказалось иное мнение на этот счёт…

Сперва девчонка слегка позеленела, потом побледнела и начала хлопать ртом, как рыба. Затем прижалась спиной к зеркалу позади себя и стала медленно сползать на пол, закатывая глаза.

— Блин! — Ксюшка подскочила к панели и нажала на кнопку экстренного вызова. — Эй! Там кто-нибудь есть вообще? Запустите лифт, тут ребёнку плохо!

— Сейчас, — буркнули оттуда. — Чиним.

Выругавшись про себя, Ксюша подошла к девчонке. Та уже почти лежала на полу, тяжело дыша и заливаясь паническими слезами.

— Клаустрофобия? — Ксюша села рядом, приподняла «ребёнку» голову и положила её себе на колени. — Я, конечно, не врач, но мне кажется, глазки тебе лучше закрыть. Давай-давай, ресницами не хлопай, закрывай. А я тебе песенку спою… колыбельную. Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни, птички уснули в саду…

Удивительно, но девчонке явно полегчало. Она даже задышала глубже, отчётливее, и хрипы уменьшились.

Когда-то давно Ксюша ходила в музыкальную школу, где её учили петь и играть на гитаре. Петь ей нравилось, играть — нет. Гитару она забросила, а вот бросить петь так и не смогла. Да и слух с голосом у неё имелись.

— Ложкой снег мешая, ночь идёт большая…

Девчонка чуть улыбнулась и слегка порозовела. Видимо, ей нравилось. И Ксюша продолжала петь, поглаживая случайную спутницу по голове. Волосы у неё были тёмные, мягкие, почти детские, и пахли чем-то клубничным.

— Спят усталые игрушки, книжки спят. Одеяла и подушки ждут ребят…

Девчонка засмеялась, и Ксюша тоже улыбнулась. Даже жаль, что их из этого лифта скоро выпустят… Она бы не отказалась ещё посидеть, забыв о собственных проблемах. А как выйдешь из лифта — так они и навалятся всем скопом. И с Виктором придётся объясняться, почему она настолько долго обедает… кажется, уже больше получаса прошло.

У Ксюшки кончались колыбельные, когда лифт поехал вниз.

— Ох… починили? — обрадованно пискнула девчонка, распахивая глаза. И надо же — зелёные.

— Тс-с-с. Не каркай, не дай бог опять застрянем…

Но не застряли, доехали до первого этажа. А как только двери наконец открылись, Ксюша помогла собеседнице встать и за руку вывела её в коридор.

— Скорую не надо? — спросил один из рабочих в форме, стоявших тут же, возле лифта.

— Нет, — девчонка гордо вздёрнула нос и прошествовала мимо, потащив за собой и Ксюшку.

— Погоди-погоди… Мне не туда, я обратно в офис поеду. У меня обед закончился.

Кажется, ребёнок расстроился.

— А я хотела тебя поблагодарить…

— Ну давай завтра в кафе сходим, — примирительно сказала Ксюша. — Хочешь, я тебе позвоню, когда освобожусь? В обед или вечером.

— Лучше вечером, я часа в четыре только домой приду. У меня завтра танцы! — заявила девчонка, доставая телефон. — Диктуй номер, я тебе сейчас наберу!

Ксюша продиктовала, и когда её собственный мобильник зазвонил, внесла новую знакомую в его память.

— Тебя как зовут-то? — решила уточнить Ксюша, постеснявшись записать девчонку как «Лифт» или «Клаустрофобия».

— Настя, — ответила та и с какой-то непонятной гордостью добавила: — Настя Венчур!

Хм… Ну Венчур так Венчур.